Все дороги уходят в тоннели

      Никому не известных времён.

      И надсадно хрипит на пределе

      Твоё сердце, как старый мотор.

      Но уже никогда не остаться,

      На обочину руль повернув —

      Лишь на скорости бешено мчаться,

      Укорачивать жизненный путь.

      И в тоннели уходят дороги —

      С ними ты превращаешься в дым

      Или в пыль, но в конечном итоге

      Ты опять возвращаешься в Рим1.

      В лёгком бреду разрываясь на части,

      Мир подытожен движеньем пера

      По серой бумаге и с верою в счастье

      На странные тропы уходят года.

      И подпись «с любовью» сгорит на бумаге,

      Как лёгкий, почти эфемерный рассвет,

      И лишь поцелуем, уста разливая,

      Коснётся его угасающий свет.

      Но время растянуто, словно пружина,

      На брызги секунд и минуты веков —

      Ты тихо шепнёшь своё тайное имя

      И снова уйдёшь под осенним дождём.

      Лишь сон по бумаге  скачка́ми ладоней

      Скользит – ты навеки простилась со мной.

      И строки наполнят бессмысленно формы,

      Где «кровь» только рифма для слова «любовь»…

      Сырая земля поглощала шаги

      И вели коридорами тени

      На закатные дни, где не видно не зги,

      Под мелодию тонких свирелей.

      Костенели тела и теряли они

      Свою гибкость в пустых коридорах,

      Замерзали шаги, а тревожные сны

      Открывали зрачки, как засовы.

      У последней черты становились в ряды

      Все погибшие в сумерках тени

      И молчали они, и теряли следы,

      И фальшиво им пели свирели.

      На пороге судьбы от любви до войны

      Отделяли последние метры —

      И теряли тела свои души, а сны

      Умирали, сгорали без веры…

      В этой лирике чёрных чернил

      Чернотою горели закаты

      И на части раскалывал мир

      Чей-то взгляд, и все мысли распяты…

      Проповедовал кто-то любовь,

      Но сидел на могиле мгновений,

      За которые пролили кровь

      Сотни предков его поколений.

      А другой – тот стоял у плеча

      И шептал что-то мерзкое в уши.

      Шёпот бил, словно кнут палача,

      Шёпот резал, как лезвием, душу.

      Вот ещё один – этот герой!

      Он бы всех удавил, перерезал

      И скормил бы собачьей едой

      Этих «всех», если был бы он трезвым.

      И стоишь в окружении их,

      Всех непризнанных лидеров наших —

      Этот шепчет, а этот кричит,

      Этот всех посылает подальше.

      Снова лирика чёрных чернил,

      Словно траур по брошенным судьбам,

      Горьким ветром над прахом могил

      Пролетает и плачет о людях…

      Я – лишь иллюзия вечности,

      Жажда бессмертия юного

      И мимолётная встреча я

      На обескровленных струнах.

      Я – лишь туманность созвездия,

      Чёрное небо летящее

      Или глубокая бездна я,

      Вглубь так красиво манящая.

      Падай же, падай, любимая —

      Там, в темноте мы останемся,

      Тенью сольёмся в единое

      И задохнёмся от страсти мы.

      Верь же мне, если понравится

      Падать в глубокую бездну и

      Губы на ощупь сливаются,

      Словно иные созвездия.

      А мы – лишь иллюзии вечности,

      Две догорающих юности,

      Две мимолётные встречи мы

      На обескровленных струнах…

      Растревожены мысли и грёзы

      Чёрно-белыми каплями слов —

      Это время, где падают слёзы,

      Это время мышей и воров.

      Снова