In Memoriam. Сборник воспоминаний, статей, иных материалов. Сергей Лебедев
Читать онлайн книгу.
и с пониманием. Тяжела и опасна жизнь студента – не комсорг «стреножит», так начальник курса «повяжет». Глаза красные от ночного конспектирования классиков марксизма-ленинизма (почерки сличают – у друга не позаимствуешь!). Как пуганая ворона, шарахаешьcя от всякого куста. И только вокруг Виталия Алексеевича зона безопасности. Он не обидит, не упрекнет. Это только он может деликатно спросить ошалевшего экзаменуемого, долго и упорно называющего вещи чужими именами: «Простите, пожалуйста, наверно, вы имеете в виду вот это?» – и милость к падшим призовет. Вот она, проекция на реальную жизнь Ульпиана с его толкованием сомнений в пользу обвиняемого!
Не было в Институте человека светлее его.
А он каждый день, каждый час преодолевал немыслимое. Эхо войны доносилось до него, когда для всех пушки давно смолкли. То страшное ранение, полученное на войне, навсегда перечеркнуло будущее музыканта. Другого человека это могло бы сломать, а он выпрямился и взлетел. Виталий Алексеевич никому не давал ничего почувствовать. Он словно решил для себя жить так, как будто ЭТОГО НЕ БЫЛО. Горло перехватывает, когда вспоминаешь, как он вел меня на консультацию на кафедру, открывая передо мной, студенткой-второкурсницей, дверь. Открывая протезами…
Рядом с ним плечом к плечу стоял верный друг – любимая Саида Павловна. Она стала его руками. Виталий Алексеевич – сильный человек, он бы и один преодолел беду и добился того, чего добился. Но, как догадался и сказал мне об этом один глубокий человек, наверно, Виталию Алексеевичу радостно было добиваться этого не для себя – ради нее…
Я не знаю, скольким помог Виталий Алексеевич своим примером, ведь многое представляется мелким перед таким мужеством и такой судьбой. Этого не увидишь. Но я точно знаю, как он не мог пройти мимо чужих… даже не бед – неприятностей. Ведь пережившая страдания душа понимает и чужую боль. Понимает без слов.
Мне повезло. Я попала под его доброе крыло, он стал научным руководителем моей самой первой курсовой работы, направил, подтолкнул, справедливо и строго. До сих пор помню впервые познанную радость научной работы: сквозь неумение, незнание, с какого бока взяться, усталость, недосып. Следил за дальнейшими моими шагами, радовался, если давала повод. Молчал, если повода не давала. Потом я многое в профессии мерила его мерками – спохватывалась, когда замечала в работе развинченность и аляповатость или когда чувствовала, как густеет злоба на своих уже студентов. Говорила себе: «Этого нельзя». Свет Виталия Алексеевича остался со мной. И я по-особенному люблю римское право – начало начал, стройное здание, о котором нам рассказывал родной голос с мягкими интонациями.
…Когда думаю о Виталии Алексеевиче, вспоминаю его всегда словно в полете. Вот легко и стремительно идет он по институтским коридорам, и улыбка летит впереди него… Радостно идет по юрмальскому побережью, подставляя лицо ветру, наполненный шумом моря… Человек, создавший свой прекрасный светлый мир из развалин. Свободный и счастливый, как летящая птица.