Трудный путь к диалогу. протоиерей Александр Мень
Читать онлайн книгу.
будто люди религиозные всегда соответствовали начертанному перед ними идеалу. Однако идеал был, будил совесть‚ постоянно напоминал о себе. Пушкинский Борис Годунов мучился, сознавая тяжесть содеянного им; даже Ивана Грозного порой посещали приступы раскаяния. И трудно ему было спорить с обличавшим его митрополитом Филиппом. Но представим себе на их месте кого-нибудь из опричников Гиммлера или Берии. У них-то проблем, наверно, уже не было.
Любой историк, занимающийся социальными вопросами, хорошо знает, что сто лет назад преступление, особенно тяжкое, было в России событием чрезвычайным. А сегодня? Едва ли тут нужны комментарии.
А откуда же, скажут тогда, зло, творившееся во имя самой религии, откуда нетерпимость, фанатизм, преследование инакомыслящих? Я не буду и не могу говорить за мусульман, индуистов или сикхов. Но все же отмечу, что и в их среде подобные эксцессы не были продиктованы требованиями самой веры. Напротив, они явились ярким примером измены религиозным заповедям, доказательством того, что человеческие души еще не были преображены религией. Но эти измены не составляют основного фона религиозной истории Востока. Напомню хотя бы о терпимости и гуманности ряда средневековых исламских халифатов, где находили убежище люди, гонимые в Европе.
Если же говорить о нас, христианах, то здесь дело обстоит совсем просто. Возьмем, в частности, вопрос о казнях еретиков, иноверных, инославных. Когда Грозного спросили, как с ними поступать, он ответил: обращать в истинную веру. Добровольно? – уточнили спрашивавшие. – Да. – А если не согласятся? – Тогда всех утопить.
Иначе смотрел на дело великий православный подвижник Феодор Студийский. В письме к епископу Феофилу он прямо утверждал, что нельзя не только еретиков казнить, но даже желать им зла. В том же духе высказывались св. Афанасий Александрийский, которого называют «отцом Православия», и св. Нил Сорский, один из духовных вождей древнерусских «нестяжателей».
Вопрос, кто был верен Евангелию: царь Иван или эти святые, звучит вполне риторически.
Иисус Христос назвал важнейшими две заповеди: «любовь к Богу и любовь к ближнему». И чтобы кто-нибудь не решил, что «ближний» – это соплеменник и единоверец, Он рассказал притчу о милосердном самарянине. Некий иудей, ограбленный и раненный разбойниками, лежал у дороги. Мимо прошел священник, а затем храмовый служитель. Ни тот‚ ни другой не обратили на пострадавшего внимания. Помощь же оказал ему неизвестный самарянин, человек иного племени и к тому же считавшийся еретиком. Не спрашивая ни о чем, он перевязал раны незнакомца, отвез его на постоялый двор и заплатил за него. Рассказав притчу, Христос спросил: кто же был ближним для этого человека? Тот, кто проявил к нему милосердие, – вынужден был ответить ему собеседник. – Иди, и ты поступай так же, – сказал Христос.
«Чем выше религия, тем труднее человеку усвоить ее». Эта мысль Томаса Элиота в первую очередь относится к христианству. Она объясняет, почему многие его исповедники не