Разные комнаты в Институте ассоциировались у Марка с разными чувствами – и большая часть этих чувств после возвращения была для него внове. В библиотеке, обшитой рябиновыми досками, ему было не по себе. В холле, где много лет назад он стоял насмерть против Себастьяна Моргенштерна, кровь закипала, по коже бежали мурашки.

      В спальне ему было одиноко. В комнатах близнецов, Дрю или Тавви, он мог забыться и оставаться только их старшим братом. В комнате Эммы он чувствовал себя в безопасности. Комната Кристины была для него под запретом. В комнате Джулиана он терзался чувством вины. А в тренировочном классе чувствовал себя Сумеречным охотником.

      Выйдя из библиотеки, он машинально направился в тренировочный класс. Марку казалось, что Сумеречные охотники слишком сильно скрывают свои эмоции. Как они вообще могут жить в мире, в котором Хелен отправлена в изгнание? Сам он едва мог это выносить. Каждый день его терзала тоска по сестре. Но если он закричит от боли или упадет на колени, все только посмотрят на него с удивлением. Марк знал, Джулиан не хотел присутствия здесь Центурионов, но на его лице не дрогнул ни один мускул. Фэйри могли говорить загадками, и жульничать, и интриговать, но своей боли они не прятали.

      Ноги принесли его к стойке с оружием. Руки потянулись к первому попавшемуся предмету, лишь бы можно было начать тренировку и забыться. Когда-то Диана держала в Идрисе оружейную лавку, и теперь для них всегда было подготовлено великолепное оружие: греческие махаиры[4] с однолезвийными клинками, спаты[5] викингов, двуручные клейморы[6] и ландскнехтские цвайхендеры[7], японские деревянные боккэны[8], использовавшиеся только для тренировок.

      Марк подумал об оружии фэйри. О мече, который был у него, когда он участвовал в Дикой Охоте. Фэйри не пользовались ничем железным, потому что заболевали от близости железных орудий – будь то орудия смерти или орудия труда. В Охоте у Марка был меч из рога, лежавший в руке так же легко,