Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи. Лев Бердников
Читать онлайн книгу.новой формации, он оказался у истоков радикальных перемен. И хотя в историю он войдет как дипломат и царедворец, почему-то хочется все смотреть и смотреть на этот бархатный, с иголочки, костюм стольника Петра Толстого, движения в котором так легки и свободны.
Сиятельный казнокрад, или Цена щегольства. Матвей Гагарин
Как культурно-исторический феномен щегольство начинало складываться в России в Петровскую эпоху. Оно включало в себя определенный комплекс мировоззренческих, психологических и поведенческих черт. Следует тут же оговориться, что не существует формально-логического определения щегольства вообще, применимого для всех времен, стран и народов. Набор признаков, характеризующих это явление, исторически изменчив, всегда национально и культурно специфичен. В России первой четверти XVIII века среди свойств щегольства преобладали стремление выделиться из общей массы, установка на эпикурейство, браваду собственной внешностью и предметами быта, подчеркнутая куртуазность, безудержное увлечение любовной страстью и так далее. Образцом такого щеголя может служить, к примеру, камергер Екатерины I Виллим Иванович Монс (1688–1724), о котором мы расскажем позднее: донжуан и дамский угодник, модник, сочинитель любовных стихов и песен, галантный и «политичный» кавалер, закончивший свою жизнь на эшафоте из-за того, что покусился на супружеские права самого императора.
Однако в названный период мы нередко сталкиваемся с личностями, в которых проявляются не все, а лишь некоторые или даже всего одна характерная черта щегольства. Зато черта эта настолько бьет в глаза окружающим, что она невольно абсолютизируется и приобретает самодовлеющий характер. Подобная «выдвинутость» (по выражению Юрия Тынянова) порой замещает весь набор присущих франтам качеств и делает возможным рассматривать ее носителя в одном ряду с «полноценными» щеголями того времени.
Теперь перейдем к рассказу о князе Матвее Петровиче Гагарине (1659–1721), быт которого отличался чрезмерной роскошью (впрочем, часто граничившей с безвкусицей), которую он выставлял напоказ. В щегольстве его было что-то – нет, не европейское, а скорее азиатское, гарун-аль-рашидовское, приправленное поистине российским размахом. Слова младшего современника Гагарина, поэта А. Д. Кантемира о том, что за модный кафтан щеголь готов отдать даже собственное имение («Деревню взденешь потом на себя целу»), – отнюдь не преувеличение: парадный мундир князя с крупными бриллиантовыми пуговицами стоил целое состояние. За одни только пряжки его башмаков были заплачены десятки тысяч рублей. И крылатое грибоедовское «не то на серебре, на золоте едал» – применительно к Матвею Петровичу следовало бы понимать в буквальном смысле: сам он пользовался золотой посудой, а гостям в его доме подавались кушанья на 50 серебряных блюдах. И рядовой («посредственный») обед состоял у него также из 50 блюд. Но все мыслимые пределы превзошел княжеский экипаж – с ним не могла конкурировать и карета сказочной Золушки: