Полина просыпается с полной уверенностью, что это был не простой сон, а нечто большее. Да, что-то случится…

      Тут она понимает, что ее разбудило – звук, похожий на еле слышное трение металлических шестеренок сломанного механизма друг о друга, раздававшийся из спальни больного. Оторвав голову от стола, она все поняла: у отца опять приступ. Несмотря на страшные боли, приходящие с завидной регулярностью, он никогда не кричал, не жаловался. Только часто-часто дышал или скрипел зубами.

      В таких ситуациях был только один выход – промедол9. Уж этого добра хватало, как ни странно. Да, ее отец работал всю жизнь, служил в одной из тех тайных сфер, о которых почти никто не знает. Когда Андрей Шварц заболел, государство не бросило его, предложив лучшую клинику, лучших специалистов. Но все усилия по исцелению оказались напрасными и его выписали домой, умирать. «Контора» обеспечила бесплатную сестру-сиделку (ту самую Веру Ивановну) и адекватное количество медикаментов (включая наркотики).

      Быстро помыв руки, приготовив шприц, она тихо вошла в комнату больного. Маленькая, плотно зашторенная спальня, спертый воздух, пронизанный еле уловимым духом безнадежно больного человека и в постели – ее родитель. Широкое серое лицо, тощий костяк, почти незаметный под одеялом, и глаза… неугасшие, живые, волевые. Мятущийся от боли взгляд шарит по потолку.

      Понимая, что сейчас он ее не видит и не слышит, дочь приподняла одеяло и, обработав бледную кожу спиртом, ловко ввела медикамент в бедро. Раньше делала в ягодицу, но с недавнего времени старик настолько ослаб, что не имел сил повернуться набок.

      Медленно массируя дряблую кожу ноги, она ждала, зная, что скоро подействует.

      Боль быстро отступала. Дыхание постепенно замедлялось. Взгляд стал осмысленным. Еще минута и слабый хриплый шепот:

      – Привет, синичка.

      Она хлюпнула носом, вспомнив это свое детское прозвище, выдуманное папочкой.

      – Привет, па.

      – Ты