Впрочем, не только и, возможно, не столько по отношению к другим социальным группам, сколько внутри самого дворянства, бывшего, как было сказано, весьма неоднородной социальной группой.

Leonhard J., Wieland Ch. (Eds.). What Makes the Nobility Noble? P. 9–10.

Ключевский В. О. Курс русской истории // Ключевский В. О. Сочинения. Т. 5. М., 1958. С. 160–185; Он же. Евгений Онегин и его предки // Он же. Сочинения. Т. 7. М., 1959. С. 408–422; Raeff M. Origins of the Russian Intelligentsia. The Eighteenth-century Nobility. New York, 1966.

Alienation, как его называет Раев.

И Ключевский, и Раев обращают большое внимание на образование дворянства как ключевой для решения этой проблемы вопрос. Этому вопросу посвящена гл. 4 книги Раева (Raeff M. Origins of the Russian Intelligentsia. P. 122–147).

Confino M. Sociétés et mentalités collectives en Russie. Paris, 1991. P. 345–387.

О цене «вестернизации» для российского дворянства см. также: Kahan A. The Costs of «Westernization» in Russia: The gentry and the economy in the eighteenth century // Slavic Review. Vol. 25, 1 (1966). P. 40–66.

Миронов Б. Н. Социальная история России. СПб., 2003. Т. 1. С. 89.

Показатели грамотности и образованности, разумеется, сильно колеблются в зависимости от того, о каком периоде и сегменте дворянства идет речь. Так, А. Захаров обнаружил, что 92,5 % «царедворцев» (группа численностью около 4 тысяч человек, включавшая служилые чины стольников, стряпчих, дворян московских и жильцов, но не включавшая армейских офицеров) были грамотны в 1720‐х годах. Захаров А. В. Грамотность царедворцев в эпоху Петра I // Вестник Пермского университета. 2016. Вып. 4 (35). С. 24–33. По данным А. Феофанова, из явившихся в 1732–1735 годах на смотр 436 дворянских недорослей старше 15 лет, 73 % которых были из семей беднейшего дворянства (не более 20 душ), около 40 % были неграмотными. Феофанов А. М. Социальная мобильность дворянства Российской империи XVIII века: на примере послепетровского поколения // Вестник ПСТГУ. II: История. История Русской Православной Церкви. 2015. Вып. 4 (65). С. 50–57. Причем (не)грамотность дворян напрямую коррелирует с материальным уровнем семьи: только 6 % неграмотных были из семей, владевших более 20 крепостных. В то же время бедность необязательно означала неграмотность: 25 % грамотных были из безземельных семей. Там же. С. 53. Доля неграмотных дворян в этом возрастном слое могла быть ниже, так как в этой группе, например, отсутствуют дети генералитета. И. И. Федюкин, основываясь на документации «разбора» недорослей 1736 года, показал, что из 714 явившихся (из них около 82 % в возрасте от 9 до 18 лет) доля самых бедных (не более 20 душ) составляла 56 %, еще 29 % владели от 21 до 100 душ; полностью грамотными (умели читать и писать) были признаны 60 %, полностью неграмотными – 23 %. И в этом случае имущественный фактор был ключевым: 84 % неграмотных были из семей, владевших не более чем 20 крепостными; так же как в исследовании Феофанова, бедность далеко не всегда имеет следствием неграмотность: 43 % всех полностью грамотных были из таких же бедных семей. В 1745 году при весьма схожей имущественной структуре из 658 заявившихся недорослей 47 % были полностью грамотны, 23,5 % полностью неграмотны и, так же как в 1736 году, неграмотность коррелирует с бедностью. Федюкин И. И. Грамотность и образованность дворянских недорослей, конец 1730‐х – 1740‐е гг. Тезисы к выступлению на конференции «Грамотность и образованность как явления и понятия в России XVIII века» 25 апреля 2015 г., НИУ ВШЭ.

Из 714 недорослей «разбора» 1736 года только 32 (4,5 %) заявили о наличии дополнительных знаний, помимо умения читать и писать по-русски. В 1745 году у 8 (из 658) заявивших о дополнительных знаниях медианное число душ было 354, что позволяет отнести эти семьи к среднему дворянству. Федюкин И. И. Грамотность и образованность дворянских недорослей.