ложка жидкости и руки по локоть.

      Её не смущает их танец.

      Для неё ничего чувственного в танце их нет,

      а только пятнадцать минут.

      После включается некая очень приятная даже машина

      (так думает сам хозяин).

      Этот грузовой

      тройственный рейс,

      которым даже соседи за стенкой в пятницу вечером

      летят молодыми прыжками,

      идёт по опасному месту.

      Здесь могут взорвать эту жизнь,

      не различающую любовь и совокупленье,

      болезнь и здоровье,

      семью и соцгруппу. Борт несёт груз материнской любви.

      Все они – мать. Женщина, и стареющий бабник,

      с ними – двое, соседи по лестничной клетке.

      Говорят, что это заказ,

      когда стихи приближаются к прозе.

      Говорят, что должно быть. Но быть ничего не должно.

      Говорят, нет материнства,

      а только мужчина и женщина.

      Много что говорят.

      Тупица на эти строчки,

      идущие каплями льда от крыла самолёта,

      сделает стойку. Но самолётик летит, двое вместе,

      третья вымыла ванну,

      двое сделали пиццу.

      И вечер. И обогреватель,

      и окна впускают свежий снег.

      Снег пахнет хлебом. Мать, которая в каждом из них,

      достаёт пуховое вязанье. Вскоре все засыпают в тепле.

      Продолжается рейс грузовой.