Моё чёрное чувство юмора, которым меня наградил Господь, поможет вам прочесть эту книгу без тяжелых ощущений и сдобрит горькую тему эмиграции.

      Мои первые знакомства в Кададе с русскими

      Как я уже писал, мне, благодаря моей любознательности, удалось пообщаться с огромным количеством наших соотечественников в разных странах.

      Но, сами понимаете, что я не ограничивался только соотечественниками. Я с большим интересом общался со всеми, кто был готов общаться со мной, преодолевая языковой барьер.

      И вот попал я в мою первую русскоязычную компанию.

      Всё было стандартно: пришёл в гости, хозяева обласкали, обогрели, представили меня остальным гостям, сели за стол, откушали хлеб-соль и всё, что в тот раз послал Господь, а послал он немало от щедрот хозяйских, перечислять не буду, – всё как у Ильфа и Петрова.

      И вот я обратил внимание на приятную рыжеволосую девушку, лет с виду двадцати пяти, которая, как и многие родившиеся или привезённые в раннем возрасте за границу, разговаривала на русском языке с характерным акцентом, но очень правильно.

      Я, расплывшись в улыбке от съеденного и выпитого, разомлевши от хозяйского гостеприимства, обратился к этой юной особе в характерной придурошной для нас всех манере и спросил: «А Вы, красавица, сколько лет в Кададе?»

      На что красавица, подпрыгнув чуть ли не до потолка, с необычным для такого тривиального вопроса жаром ответила: «Ой, как приятно, как приятно!»

      Я не мог понять, чему она так обрадовалась, но она тут же объяснила, что она не русская, а кададка, а русский учила ещё в Ленинграде, и вообще она скромный профессор русской истории.

      Так как я только прибыл, мне было всё интересно, и я приступил к расспросам молодого профессора русской истории.

      Я задал ей кучу вопросов, которые начинались с её жизни в СССР и заканчивались тем, где она училась в Кададе, чтобы стать профессором.

      То есть я подробнейшим образом её допросил, протоколы допроса я с опозданием в 14 лет пишу для того, чтобы вы, мои читатели, могли составить себе правильную картину о некоторых аспектах жизни за границей.

      Так вот, по её словам, а лично я ей верю, как любому человеку ровно на пятьдесят процентов, она училась в обычной паблик скул, то есть по-нашему, в бетонной двухэтажной школе напротив дома в Люберецком районе.

      Я допускаю, что это правда, мы все знаем, что в любой стандартной школе можно получить образование и потом добраться до вершин научной деятельности.

      Но также мы все знаем, что не всё зависит оттого, насколько вам хочется добраться до вершин.

      Многое зависит от того, какое положение в обществе занимают ваши родители.

      Например, все видят, что ваш сосед по парте вдруг в конце четверти оказывается «хорошистом», и вы и одноклассники это спокойно воспринимаете.

      Потому что вся школа знает – он сын большого профсоюзного босса.

      А вот Петька с последних рядов – сын дворника лимитчика, он, как и его отец, имеет смешной деревенский говор, и все его дразнят, что его папу из лесу на балалайку выманили.

      Петька, несмотря на все старания, получает максимум тройки, а учителя и одноклассники его презирают.

      В результате сын босса становится тоже боссом, закончив школу почти на одни пятёрки, а Петька – сантехником в ЖКХ своего же дома, где его папка мёл двор.

      То же самое происходит в любой школе мира, и Кадада не является исключением.

      Поэтому, в принципе, можно допустить, то,