Мчится родник среди гула таежного,

      Бойкий, серебряный и тугой.

      Бежит возле лагеря молодежного

      И все, что услышит, несет с собой.

      А слышит он всякое, разное слышит:

      И мошек, и травы, и птиц, и людей,

      И кто что поет, чем живет и чем дышит, –

      И все это пишет, и все это пишет

      На тонких бороздках струи своей.

      Эх, если б хоть час мне в моей судьбе

      Волшебный! Такой, чтоб родник этот звонкий

      Скатать бы в рулон, как магнитную пленку,

      И бандеролью послать тебе.

      Послать, ничего не сказав заранее.

      И вот, когда в доме твоем – никого,

      Будешь ты слушать мое послание,

      Еще не ведая ничего.

      И вдруг – будто разом спадет завеса:

      Послышится шишки упавшей звук,

      Трещанье кузнечика, говор леса

      Да дятла-трудяги веселый стук.

      Вот шутки и громкие чьи-то споры,

      Вот грохот ведерка и треск костра,

      Вот звук поцелуя, вот песни хором,

      Вот посвист иволги до утра.

      Кружатся диски, бегут года.

      Но вот, где-то в самом конце рулона,

      Возникнут два голоса окрыленных,

      Где каждая фраза – то «нет», то «да».

      Ты встала, поправила нервно волосы,

      О дрогнувший стул оперлась рукой,

      Да, ты узнала два этих голоса,

      Два радостных голоса: твой и мой!

      Вот они рядом, звенят и льются,

      Они заполняют собой весь дом!

      И так они славно сейчас смеются,

      Как нам не смеяться уже потом…

      Но слушай, такого же не забудешь,

      Сейчас, после паузы, голос мой

      Вдруг шепотом спросит: – Скажи, ты любишь?

      А твой засмеется: – Пусти, задушишь!

      Да я, хоть гони, навсегда с тобой!

      Где вы – хорошие те слова?

      И где таежная та дорожка?

      Я вижу сейчас, как твоя голова

      Тихо прижалась к стеклу окошка.

      И стало в уютной твоей квартире

      Вдруг зябко и пусто, как никогда.

      А голоса, сквозь ветра и года,

      Звенят, как укор, все светлей и шире…

      Прости, если нынче в душе твоей

      Вызвал я отзвук поры тревожной.

      Не плачь! Это только гремит ручей

      Из дальней-предальней глуши таежной.

      А юность, она и на полчаса –

      Зови не зови – не вернется снова.

      Лишь вечно звенят и звенят голоса

      В немолчной воде родника лесного.

      У них в ушах горячий звон.

      У ног лежит луна.

      Парнишка по уши влюблен.

      По маковку она.

      Шуршит, кружа под фонарем,

      Осенний