Позже этим же вечером позвонила разгневанная мать Тома: «Что за чушь вы говорите моему сыну? Что он должен убить своего отца?!» Её гнев был естественным выражением печали и смятения, которые она переживала на протяжении последнего месяца. Понимая это, я напомнил себе, что стоит относиться к ней мягче и внимательно, от всего сердца, слушать, чтобы разглядеть существо, скрывающееся за этой болью. В течение некоторого времени мы обсуждали ту сложную ситуацию, в которой она оказалась: когда нужно отпустить любимого человека и в то же время отдать дань уважения его возможным желаниям и позволить ему с достоинством пережить свою болезнь и самостоятельно решать, каким образом с ней справляться. Вскоре её гнев обратился в глубокие рыдания. Она также «была измождена необходимостью решать, что делать дальше», разрываясь между двумя моделями поведения – хорошей жены и помощницы, которая даёт своему мужу возможность уйти так, как он решил. Когда мы более подробно стали обсуждать, как её сыновья и дочь реагируют на эту ситуацию, она сказала: «Да, вы знаете, я разговариваю то с одним, то с другим. Мы не собирались все вместе, как вы посоветовали Тому. По крайней мере мы не разговаривали все вместе так, как это сейчас, возможно, необходимо. Я не знаю, можем ли мы ждать неделю или две, чтобы все могли собраться вместе, ведь состояние моего мужа таково, что требует незамедлительного решения. Я не хочу, чтобы он умер только потому, что мы не могли определиться, что нам делать».