Старик со старухой ушли, но во дворе было еще много чего интересного. Например, дуб. Кряжистый, расщепленный молнией и обмотанный в несколько рядов якорной цепью – видать, чтобы совсем не развалился… Цепь толстенная, не от какой-нибудь там мелкотравчатой яхты, а, по меньшей мере, от сухогруза. Она тянулась через весь двор от дуба до громадного, выше меня, камня, валявшегося здесь, судя по всему, со времен ледникового периода. Цепь крепилась к массивному кольцу, наполовину погруженному в камень, и была увешана чистыми выстиранными рубахами и подштанниками.

      Еще был колодец. Высокий, срубленный из толстенных почерневших бревен. Вот вы мне скажите: городу от силы пятнадцать лет, а колодец выглядит так, будто стоит тут не меньше двухсот… Колодезный сруб был накрыт железной, в потеках ржавчины, крышкой, придавленной сверху мельничным жерновом.

      Птица Гамаюн, неожиданно снявшись со спинки кровати, левитировала через комнату и устроилась рядом со мной, на подлокотнике дивана.

      – Теперешняя Мангазея выстроена на месте староверского хутора Белокаменка, – произнесла она лекторским тоном. Наверное задумавшись, про колодец я спросил вслух, и птица приняла вопрос на свой счет. – Великий Князь, тогда еще простой геолог Игорь Романов, умирая, вышел на скит из тайги. Жители хутора выходили его и выкормили…

      – А почему крышка придавлена? – проводив наконец грузчиков, Машка устало рухнула рядом со мной.

      – А чтобы не лазил никто. Ни туда, ни обратно, – на пороге стояла старуха. Высокая, с абсолютно белыми, собранными в пучок на затылке волосами, в белом же, с кружевной стойкой вокруг горла, кисейном платье. Лицо у старухи было суровое, коричневое, со множеством мелких морщинок, а синие, без белков и радужки глаза сверкали совершенно по-бесовски. Зато руки у нее были молодые, изящные, с длинными, как у пианистки, пальцами.

      – Вот, дети… Прошу любить и жаловать: наша хозяйка. Арина Родионовна Горыныч, – Лумумба бочком протиснулся мимо старухи в комнату. Глаза его светились точно так же, как и у хозяйки. Я обиженно отвернулся: на двоих, значит, вмазались. Ладно-ладно… – Арина Родионовна, – продолжил учитель светским тоном, повернувшись к хозяйке, – Познакомьтесь с моими…

      – А не надо, – старуха сложила руки на животе, под фартуком. – Сама вижу: Иван да Марья. По лугам, по полянам, дружат Марья с Иваном. Тут любовь без обмана…

      – Скажете тоже! – преувеличенно громко фыркнула Маха, отворачиваясь. – Какая еще любовь-морковь?

      – Без