Я буду всегда с тобой. Александр Етоев
Читать онлайн книгу.
ведь, наверное, товарищ генерал-лейтенант…
– А что товарищ генерал-лейтенант? Он человек, как любой из нас, и ничто человеческое ему не чуждо. Ты вот, например, уши свои развесил, бабы, видишь ли, ах-ах, ручки твоему попутчику целовали, а он тем временем секретное средство транспорта в уме фотографировал, может быть.
Старшина Ведерников не выдержал и сказал:
– Я, когда Урал проезжали, видел памятник товарищу Сталину, высеченный в скале. Очень сильное впечатление.
– Товарищ Сталин – это сила всегда. Потому такое и впечатление. Только памятник – это одно, а скульптор – совсем другое, они сделаны из разного материала, скульптор и памятник. Ты вот думаешь, почему он столько лет провёл за границей? Что ли, здесь ему не жилось, на родной земле? И потом вдруг вернулся, в гору полез, выбился даже в лауреаты. Лауреаты, между прочим, в Москве, в столице, а он сюда, в Сибирь, ближе к нам. Загадка. Очень подозрительная загадка. Но разгадать её мы обязаны. Поэтому поручаю тебе, старшина Ведерников, когда он переедет сюда, вести за ним наблюдение, тем более что вы люди уже знакомые, ты ему секретную технику умудрился продемонстрировать по неведению.
Окончание фразы Телячелов намеренно подчеркнул.
– Это как это – вести наблюдение? – удивлённо спросил Ведерников. – Я же службу должен нести, согласно штатному расписанию и уставу.
– Не «это как это», а «так точно», я тебе не олень с рогами. – Телячелов восстал над столом. – Иначе «по неведению» отменяется. Будешь с ним встречаться, общаться, разговоры, как дела, то да сё. Глядишь, что-нибудь со временем и откроется. Ну и будешь мне докладывать обо всём. Всё, ступай. – Телячелов дал отбой. – Никому о нашем разговоре ни слова.
Глава 4
И был свет, мягкий, медленный, какой бывает только в этих широтах, свет, не омрачённый тенью паучьих знаков на крыльях немецких бомбардировщиков, не замутнённый гарью выжженных дотла деревень.
Свет ложился на мякоть тундры, он ласкал её зелёную плоть, влажную, набухшую соками новой жизни, он давал ей жизнь, прорастая в травах и завязях ещё не созревших ягод, он рождал чистейшие из чистейших запахов – даже запах багульника не казался здесь тяжёлым и ядовитым, отражался в лужах, в миллионе речек и водоёмов, в крыльях вездесущих стрекоз, носящихся за вездесущими мошками, впитывался в песок, в суглинок, играл радугой в волокнах пушицы, прыгал по лепесткам дриад, прятался в белом мху, перебирал багрово-синие травки, безымянные и наделённые именами.
От каменных уральских отрогов, сползающих на заболоченные пространства матери приполярных вод великой реки Оби, до окраинных факторий Ямала и карских моржовых лежбищ – светлый свет был повсюду, и тьма не объяла его.
Тьма, отползающая на запад с переломленным под Сталинградом хребтом, всё ещё шевелилась клочьями, щерилась гнилыми зубами, тщилась огневыми ударами вернуть себе навоёванное добро.
Ломаная линия светораздела протянулась бесконечной чертой от Баренцева моря до Чёрного, прошла по лесам Карелии,