…И, думаю, внутри

      нет никого. Пешком король наш ходит…

      А синий блеск и кони вороные

      для виду. Он обманщик, наш король!

      Его бы…

                  Стойте, Элла, вы мне в глаз

      попали краской… Можно говорить?

      Да, можете. Я поищу парик…

      Скажи мне, Тременс, непонятно мне:

      чего ты хочешь? По стране скитаясь,

      заметил я, что за четыре года

      блистательного мира – после войн

      и мятежей – страна окрепла дивно.

      И это все свершил один король.

      Чего ж ты хочешь? Новых потрясений?

      Но почему? Власть короля, живая

      и стройная, меня теперь волнует,

      как музыка… Мне странно самому, –

      но понял я, что бунтовать – преступно.

      Ты как сказал? Ослышался я? Ганус,

      ты… каешься, жалеешь и как будто

      благодаришь за наказанье!

                                         Нет.

      Скорбей сердечных, слез моей Мидии

      я королю вовеки не прощу.

      Но посуди: пока мы выкликали

      великие слова – о притесненьях,

      о нищете и горестях народных,

      за нас уже сам действовал король…

      Постой, постой! Ужель ты правда думал,

      что вот с таким упорством я работал

      на благо выдуманного народа?

      Чтоб всякая навозная душа,

      какой-нибудь пьянчуга-золотарь,

      корявый конюх мог бы наводить

      на ноготки себе зеркальный лоск

      и пятый палец отгибать жеманно,

      когда он стряхивает сопли? Нет,

      ошибся ты!..

                      Чуть голову направо…

      каракуль натяну вам…

                                      Папа,

      садись, прошу я… Ведь в глазах рябит.

      Ошибся ты! Бунты бывали, Ганус…

      Уже не раз на площадях времен

      сходились – низколобая преступность,

      посредственность и пошлость… Их слова

      я повторял, но разумел другое, –

      и мнилось мне, что сквозь слова тупые

      ты чувствуешь мой истинный огонь

      и твой огонь ответствует. А ныне

      он сузился, огонь твой, он ушел,

      в страсть к женщине… Мне очень жаль тебя.

      Чего ж ты хочешь? Элла, не мешайте

      мне говорить…

                      Ты видел при луне

      в ночь ветреную тени от развалин?

      Вот красота предельная, – и к ней

      веду я мир.

                      Не возражайте… Смирно!..

      Сожмите губы. Черточку одну

      высокомерья…