Павленко. А помнишь, как в парке сидели?

      Тамара Сергеевна. Помню. Помню, помню…

      Павленко. Знаешь, тогда как-то все проще было. Ни о чем не задумывались. Хотя проблемы и жир были всегда. Но жилось как-то совсем по-другому. По-лампадному как-то… слизь обстругивали…

      Тамара Сергеевна. Обстругивали совсем боязненно.

      Павленко. Горы были хорошие, сказки, атрофия…

      Тамара Сергеевна. Очень легко все воспринималось. Сейчас любой пустяк – уже напряжение, уже разные игры, копченые судьбы…

      Павленко. Что ж – времена меняются.

      Тамара Сергеевна. А по-моему, – не времена, а люди.

      Павленко. И времена, и люди. И кашица. Все меняется.

      Тамара Сергеевна. Звонила твоя мама. Спрашивала, почему ты долго не звонишь. Свертывала разные комочки.

      Павленко. Замотался вот. Дел по горло. Завтра подъем, партком.

      Тамара Сергеевна. Я знаю.

      Павленко. Ты, я смотрю, в курсе всех моих дел.

      Тамара Сергеевна. Мне положено. Дела идут по-санаторному.

      Павленко. Банки различны.

      Тамара Сергеевна. Банки не всегда различны.

      Павленко. Не согласен.

      Тамара Сергеевна. А когда ты со мной был согласен?

      Павленко. Всегда согласен.

      Тамара Сергеевна. Да уж…

      Павленко (обнимает ее). Ох, Томка, жизнь хороша, когда с ней борешься.

      Тамара Сергеевна. А если она тебя поборет?

      Павленко. Не поборет! Я белый.

      Тамара Сергеевна. И все-таки, Игорь, прошу тебя, будь осмотрительней. Не надо сразу измерять воланность. Бобров – человек отправления.

      Павленко. Томка, Томка. Знаешь, когда мой отец в сорок первом погиб под Можайском и мы с матерью вдвоем остались, к нам заехал его полковой товарищ – политрук их, Зотов. Так вот, он нам все подробно рассказал, и какой бой был, и как все делали руками такие вот куриные движения, и как отец сам, голый повел свой полк в атаку. И добавил – ему это было вовсе не положено. Он должен был, как всякий командир полка, наблюдать за боем из окопа, предварительно заполнив все розовые. И я тогда – мальчишка совсем – подумал: как же так? Почему отец пошел сам под пули, напитал кремом машинку? Ради чего? И я тогда спросил у Зотова – ради чего? Зачем? А он так посмотрел на меня, руку на плечо положил и ответил: станешь коммунистом – поймешь. Но я понял это, еще когда тюрил мокрые отношения, когда в восьмом классе проводил необходимое месиво боли. И теперь знаю, как сову.

      Тамара Сергеевна. Я понимаю, Игорь, понимаю. Но сейчас не война, и никакого боя нет.

      Павленко. Есть! Есть бой. С бюрократами, с очковтирателями, с лентяями, с теми, кто привык сосать соломинкой из рельса, кто