Угораздило же родиться тридцатого декабря!

      Друзья с удовольствием отвлекались от хлопот, традиционно считая Мартин день рождения началом новогодних гуляний. Сегодня праздновали сорокалетие. Есть примета – не отмечать эту дату, не к добру. Марта в приметы не верила, а потому заказала ужин в кафе на всю небольшую труппу маленького театра, где она была примой долгое-долгое время. И, что бы там ни говорили злые языки, хорошей примой, а не просто любовницей режиссёра. В театре – Мишель, а в жизни – Миша Вознесенский носил приму на руках, все в театре знали, что это любовь и что будет когда-нибудь ещё один праздник – свадьба.

      В полумраке кафе блестели разноцветные шарики, мигали гирлянды на ёлке, колыхались завесы серебряного «дождика».

      В маленьком фойе, куда Марта вышла подышать свежим воздухом, Мишель целовался с Наташей Шевельковой, у которой опыта театральной жизни – разве что дипломный спектакль после училища.

      Какие-то дурацкие мысли понеслись в голове: надо же, целуются! Весь Петербург гриппует, чихает и кашляет, а они…

      Нет, Марта не устроила скандала, молча натянула чёрное пальто, шагнула в вертушку двери и замерла, почувствовав на плече тяжёлую мужскую руку. Она ждала чего угодно: слов о прощении, негодования, даже мата и брани, но только не того, что прозвучало.

      – Ты же знаешь, что твой срок вышел, – говорил Мишель, не подбирая выражений, – ты старая уже, морщины замазываешь, а мне нужны молодые кадры. Роль венской проститутки – это для тебя нормально, дальше придется уступить.

      Марта слушала брызгающего слюной Мишеля и не понимала – при чём тут это? Новая постановка об Августине – певце-пьянчуге, который умудрился выжить во время страшной чумы в средневековой Вене. В пьесе не было прекрасных дам – главных героинь, а она… она рада сыграть кого угодно, хотя бы и проститутку.

      – Я тебе больше не нужна? – только и спросила Марта, кутаясь в чёрное пальто.

      – Да погоди ты, ну чего? – Мишель вцепился в пуговицу, крутанул. – Думаешь, я тебя оставлю? Мне Наташка до фонаря, лишь бы сыграла хорошо в новом спектакле. Я тут задумал…

      – Что-то я не помню, чтобы ты меня в свое время так мотивировал – поцелуями, – прервала Марта, вырвалась, оставляя пуговицу в жёстких руках.

      Он не остановил.

      Снег умело маскировал слёзы, которые катились и катились. Марта знала, что Миша прав, что в сорок лет не сыграть блестяще ни Джульетты, ни Офелии, но разве при этом обязательна смена любви?!

      И теперь она брела по ночному городу, перебирая, как бусинки, былые сигналы. Догадывалась же обо всём! Закрывала глаза, надеялась на то, что мимолетные увлечения Мишеля испарятся, пропустила самое главное – любовь кончилась.

      Марта свернула в арку, как всегда, ощутив страх нескольких метров пути и вечный холод, что царил здесь даже в жаркую погоду. Вынырнула в тёмный квадрат дворика, побрела мимо качелей, мимо стоянки машин, мимо помойки.

      Стон