Он такой. Он очень шустрый.

      Моет статуи и бюсты.

      Влажным лаком кроет камни

      И мосты, и ребра крыш.

      Мягко так стучится в ставни

      Словно наш приятель давний.

      И в ночи, и утром ранним

      Дождь  резвится как малыш.

      Все промокло. Всюду лужи.

      Каждый третий вдрызг простужен.

      Покрывает плесень фризы.

      Что тут делать, как здесь быть?

      Из подвалов лезут крысы.

      Всех достал шалун бесстыжий.

      Только волосы у лысых

      Не сумел он намочить.

      Вдруг распались злые  тучи.

      На прохожих брызнул лучик.

      Потекла по небу алость.

      Вот и счастье молодым.

      Ну и старым тоже радость.

      Что им солнышка досталось,

      Что потешить можно старость

      И не нужно ехать в Крым.

      Этот Нью-Петербург никогда не приму,

      Да и он меня тоже не примет.

      У Финляндского молча фуражку сниму,

      Чтоб почтить гениальное имя.

      Ленинград узнаёшь даже в век перемен

      На холсте, на экране, на фотке.

      Хоть  калечат классический стиль и модерн

      Идиотские бизнес-высотки.

      Над Каналом повис романтичный пролёт

      А внизу в мире запахов сточных

      Ветка белой сирени тихонько плывет

      Ленинградскою белою ночью.

      И статуи, и вазы,

      и бронзовых героев

      Снег накрывал, и хвоя шушукалась с  тоской.

      А рядом плыли МАЗы,

      Неслись фургоны воя

      И слышались удары  в ремонтной мастерской.

      Пустынно в зимнем парке.

      Там  не гуляют дети.

      Лишь девы в мутном свете роятся у мостка.

      Сверкают вспышки сварки.

      И в сумрачной карете

      На город наезжает  зеленая тоска.

      У женщин губы алы

      Глаза стреляют смело.

      Они стоят по делу на точках ключевых.

      Водилы, как шакалы,

      Шустрят и кроют матом

      На этой тихой бирже для местных плечевых.