…Ему не пришлось карабкаться через боковое окно, довольно высоко расположенное для первого этажа и к тому же защищенное колючим боярышником. Задняя дверь оказалась приоткрыта и заложена бруском – неожиданный подарок, дружеское подмигивание фортуны.

      Никита беззвучно вошел, прокрался через длинную комнату. Сквозь задернутые шторы солнечный свет просачивался тонкими струйками. Угол под лестницей напоминал свалку, утрамбованную в пространство объемом два кубометра. Он втиснулся между двумя коробками, постоял, дыша пылью…

      Страха не было. Было волнение, как перед контрольной. Сдаст – не сдаст? Мысль о том, что старуха после падения останется жива, отчего-то совершенно не беспокоила, как будто и на этот случай существовал план, до некоторого момента скрытый даже от него.

      Шишига ходила наверху. Слышимость была отменная, и когда старуха села на кровать, тягуче заскрипело над ухом, словно дерево качнулось в лесу.

      Никита высунулся из своего угла, потянулся вверх, схватил воображаемую лодыжку и рванул на себя – точно пловец, выныривающий из воды за мячом.

      Он настроился на долгое ожидание, но вскоре на втором этаже закряхтели – не понять было, человек или вещь издает такие звуки, и от этого Мусин вдруг ужасно обрадовался: да ведь она сама уже почти предмет, ветхий гардеробный шкаф, в котором обитают лишь моль и короеды. Он уронит шкаф! Никита зажал себе рот ладонью, чтобы не хихикнуть.

      Идет! Он подобрался, считая ее шаги. Ступенек всего двадцать, на середине он ее сдернет.

      Шесть.

      Пять.

      Четыре.

      Три.

      Никита приготовился.

      Два.

      Один.

      – Вера, ты здесь?

      Мусин присел так резко, что прикусил язык.

      – Вера!

      – Не дери глотку, Илья, я тебя слышу…

      Одна, две, три, четыре, пять ступенек, чьи голоса звучали теперь не прелюдией к ее смерти, а издевкой над Мусиным, скрючившимся в углу: Шишигина шла навстречу гостю. Никита не видел его, только чувствовал новый запах – животный, грубый.

      – Ну, что стряслось?

      – Он ногу распорол, – хмуро сказал гость. – Наступил на что-то, не знаю… Перловица вроде.

      – Перловица?

      – Ракушка такая. – Гость поставил ударение на первую «а».

      – Он появлялся на берегу? – В голосе старухи прозвучало изумление, смешанное с ужасом.

      – Я в Ткачиху ушел за продуктами, ему скучно стало. Пошел к воде. Он лес хорошо знает, не боится.

      – Так привязывай его, черт побери! – повысила голос Шишигина. –