Последняя тетрадь. Изменчивые тени. Даниил Гранин
Читать онлайн книгу.
большая кухня с плитой, кладовка. Главные парадные комнаты окнами – на улицу, другие – во двор.
Прелестью был простор. По квартире можно было бегать, нестись во всю мочь по коридору. Вскоре приехала из Киева дочь отца, сводная сестра Д. Она поступила в медицинский институт, жила в общежитии, приходила в гости. С Д. они играли в зале в кегли. Катали по паркету шары, такой это был большой зал.
Кроме квартиры Д. обитал во дворе. Двор был с вонючей помойкой, с крысами, с развешанным бельем, местными пьяницами, чудиками, сплетнями. Двор был грязен, на него выходили черные ходы всех парадных подъездов. Двор жил с утра до вечера своей трудовой жизнью. Здесь кололи дрова, пилили, в прачечной стирали, кипятили, приезжали телеги разгружать помойку. Шла и нетрудовая жизнь – под вечер сидели на лавочках женщины, болтали. Игры тех лет, позабытые, ушедшие из жизни. Медные монеты были тяжелые, играли в «выбивку», Д. был мастером выбивать тяжелым медным пятаком так, чтобы перевернуть монеты вверх гербом. Другая игра была «в стенку». Играли в «чижика». Но больше любили играть в подвижные игры, командные – в лапту, в игру, которая почему-то называлась «штандер!», в «казаки-разбойники».
Детвора дворовая имела свой неписаный устав или, вернее, кодекс поведения. Д. испытал на себе опасность прослыть маменькиным сынком. Их дразнили «Гогочка»: «Мальчик Гога, мальчик Гога, кашка манная готова!» Беспощадно относились к жадинам: «Жадина-говядина, пустая шоколадина». Или такое: «Плакса-вакса-гуталин, на носу – горячий блин!» Дело не столько в форме, убийственно было, как они произносились, задразнить могли до слез: «Командир полка – нос до потолка!», «Воображуля первый сорт, куда едешь, на курорт!» Сколько их было, дворовых дразнилок! За матроску Д. сразу же выдали: «Моряк – с печки бряк!» Его то и дело ставили на место: «За нечаянно бьют отчаянно», «Мирись, мирись и больше не дерись».
Отучили жаловаться родителям, отучили жилить, научили драться по правилам.
Дом обследовали, облазили сверху донизу. Подвалы – где в клетушках хранилось немыслимое барахло, дровишки, старая мебель, там бегали крысы, пахло гнилью. Страшнее было на чердаках. Там что-то копошилось, шепталось, там находили матрацы, на которых кто-то спал, мерцали в жидкой тьме зеленые кошачьи глаза. Висели веревки. Кипы старых дореволюционных журналов. Вот тут и начиналось пуганье, кто кого перепугает, самое место для засад, чтобы выкрикнуть диким криком, а еще лучше хлопушкой из газет или трахнуть надутым бумажным кульком. Теплые кирпичные трубы сочились дымком. Закопченные балки – обнаженный скелет дома. Почти без перегородок открывалось огромное пространство над всеми квартирами, можно было вылезти на железную крышу. Кто-то на чердаке скрывался, это факт, валялись окурки, консервные банки: «Сейчас как режиком заножу, будешь дрыгами ногать и мотою головать!»
Дворовая школа обучала плеваться сквозь зубы. Это у Д. получалось, у него была щербина между передними зубами, и плевок летел стрелой. Вот со свистом было хуже. Никак не мог научиться палым свистам. Пальцы в рот самый сильный свист производят. Ему и пальцы в рот совали – не получалось.