Дивно, но каким-то еще более дивным образом Нимарь проведала про эти новые настроения Гайса. И через несколько дней снова с ним заговорила.

      – Зачем вы ходите в поселок? Я хочу сказать – к девкам? – строго спросила она, и ее ясные серые глаза ударили, как два кинжала.

      Взгляд этот, вопрос – обескуражили Гайса. Благородные дамы, которых ранее знавал Гайс, настолько старательно делали вид, что никаких «девок» не существует в природе, что однажды сами начинали в это верить.

      – Плоть слепа… Она требует… – промямлил он, от Нимари виновато отступая.

      – В таком случае зачем вы ходите ко мне?

      – Это же совсем другое… Это для души… Стрельба из лука – великое искусство…

      – Вы говорите, что это великое искусство. А сами даже не знаете, куда тянут тетиву – к груди или к уху… – саркастически заметила Нимарь.

      – Не обязательно ведь уметь танцевать, чтобы любоваться танцовщицами!

      – Не аргумент. Люди, никогда в своей жизни не танцевавшие, любуются танцовщицами только потому, что хотят овладеть ими. Или мысленно овладевают ими, пока те танцуют.

      Гайсу стало неловко. Ведь Нимарь была права. По крайней мере, что возразить ей, он не знал.

      – Но мне очень нравится смотреть на вас!

      – Вот именно. Но когда вы смотрите на меня, вы думаете вовсе не о стрельбе из лука…

      – Это верно… С недавних пор так и есть… Только что теперь?

      Ответ на этот риторический вопрос у Нимари был готов.

      – Сколько вы платите Ги за одну ночь? – деловито спросила она.

      – Четыре авра.

      – Значит, за наблюдение каждой моей тренировки вы будете платить столько же.

      – Но зачем вам это? Разве у вас нет денег?

      Нимарь отвела взгляд и нахмурила брови, словно бы решая, стоит ли собеседник ее дальнейших объяснений.

      – Дело не в деньгах, – сказала она наконец. – У меня другая цель. Назначая плату, я надеюсь, что, может быть, когда-нибудь вам станет противно смотреть на меня как на продажную женщину и вы начнете смотреть на то, как я стреляю? А может, у вас просто кончатся деньги, и вы прекратите оскорблять мое искусство своей похотью. Так что – идет?

      – Если вы настаиваете… – Гайсу было очень горько, стыдно. «И как она прознала?»

      – Только пообещайте, что будете держаться своего слова. И не станете подглядывать за мной.

      – Да, обещаю…

      После этого разговора Гайс ходил к Нимари еще три недели. Как и было условлено, он клал в мешочек, который Нимарь оставляла в сугробе у входа на площадку, четыре авра и ковылял на свое место. Более они не разговаривали.

      Стрелы исправно клевали мишени, свертывался воронкой вокруг лучницы золотой круговорот, но похоть не уходила.

      Как и предрекала Нимарь, вскоре деньги у Гайса закончились.

      Он решительно залез в долги, но это ненадолго отсрочило развязку.

      Настал