На третий день заключения пленник достиг нужного состояния. Отвары, которыми его поила стража по навету дознавателей, в сочетании с отсутствием еды быстро превратили упорного и бесстрашного воина в бормочущее чушь и пускающее слюни существо. После очередного осмотра лекарий наконец удовлетворился результатом, и пленника отвели в безликую серую комнату без окон. Из мебели в ней был стол и пара стульев, на один из которых и усадили безвольного волкодава. Спустя некоторое время в комнату ввели второго участника допроса – субтильного молодого юношу, обритого наголо и мало отличавшегося от Ноя по состоянию рассудка. Он был неимоверно худ, а закатившиеся глаза и впалые щеки делали его похожим на мертвеца. Поставив его позади стула рыцаря, стража возложила худые руки дознавателя на голову Ноя, и удалилась, оставив с ними лишь писца, который уселся за единственный стол. Процесс длился семь часов, и состоял из бесконечной череды бормотания дознавателя и скрипа пера, досконально фиксирующего видения книжника в мельчайших подробностях. Чувства, мысли, намерения и поступки – все читалось как в открытой книге, и заносилось в реестр дознания. Когда громкий шепот юноши дошел до того места, как Ноя отвели в сырую камеру крепости, писец позвал стражу. Обессилившего юношу уволокли на носилках, та же участь постигла и пленника. Писец аккуратно привел в порядок солидную стопку записей, после чего скрепил все это свой печатью и направился на доклад к Верховному инквизитору, уже дважды за сегодняшний день торопившему следствие.