Я очень люблю свою роль, я очень большой болельщик Вашей картины и сценария – поэтому очень прошу прочесть мое письмо без раздражения, даже если оно не во всем будет согласоваться с тем, что Вы сейчас думаете. Хотя, если хотите, я не думаю, что мои мысли так уж будут Вас раздражать.

      Мне думается, что у Вас сейчас самый ответственный период в картине, она встает на ноги, вы ищете, выстраивая целое, но мне думается, что уже перед Вами встали некоторые очень серьезные опасности, и они со стороны видны.

      Я пойду по порядку, и может быть, Вам пригодится та или иная моя мысль: то ли как предложение, то ли как мнение.

      Начало: сейчас, пока окончательно не отмонтировано начало, в том материале, который я видел, начало есть, но в нем нет самого главного – темы оставленной девочки и необходимости появления Шишка. Я знаю, что Вам не нравится материал скуки девочки, что этот образ не нашелся при съемках, однако это звено сюжета всё равно осталось необходимым.

      Первая фраза сюжета – девочка скучала.

      Насколько я помню материал, это у Вас снято, есть прекрасные кадры, там только не вышло первое чудо – пароход по лугу, но и бог с ним, можно другое чудо – звук. (Меня очень обрадовала Ваша мысль о том, чтобы строить на шумах встречу с Шишком, но это вообще прием для всего начала.)

      Звук шмеля – трава, крик одинокой чайки – какой-то пароход, далекий звук работающего движка – девочка, стоящая на фоне мельницы, едущий комбайн – кошка, которая ест траву, – идет девочка.

      Это всё у Вас снято и это лаконично.

      Сейчас у Вас, как в пьесе Островского, начинается с двух диалогов о шишках: Прохор-бабушка, бабушка-девочка. Где всё ясно: есть слух о Шишке, легенда, девочка ею заинтересовывается и встречается с Шишком…

      Увяла тайна, пожухло ожидание чего-то, чего-то таинственного. Ясности не прибавилось. Той ясности, о которой речь: девочка скучала. Обильные разговоры о Шишке сразу ставят всю историю на уровень разговоров взрослых об этом деле – и рушится хрупкая поэтическая струна.

      Второе: у Вас есть девочка. Вспомните, сколько разочарований принесла она всем. У нее было только одно достоинство: она была не похожа на всех девочек в кино. Добиваясь от нее усредненных реакций – всех крупных планов с улыбкой, – мы уже привели ее к обычному стереотипу. Сейчас же, озвучивая ее матерой озвучальщицей, штампованными интонациями ребенка на экране, Вы приводите свою героиню к потере своего единственного достоинства. Я вижу, как Вы бьетесь с нею на озвучании, как мучительно добиваетесь от этой девочки живых интонаций, но само дело – озвучить девочку «опытной» озвучальщицей студии – не самый удобный вариант.

      Что тут делать – не знаю. Вы говорите, что Оксана для озвучания непригодна. Может быть, и так. Но в конце картины мне показалось, что она заиграла, стала понимать, что ей