Архипелаг ГУЛАГ. Александр Солженицын
Читать онлайн книгу.
держать на безсонной выстойке по неделе, ни бить их сапогами, ни резиновыми дубинками, ни сжимать череп железным кольцом, ни втеснять их в камеру как багаж, чтоб лежали один на другом, – ничего из того, что делали они! Но перед страной нашей и перед нашими детьми мы обязаны всех разыскать и всех судить! Судить уже не столько их, сколько их преступления. Добиться, чтоб каждый из них хотя бы сказал громко:
– Да, я был палач и убийца.
И если б это было произнесено в нашей стране только четверть миллиона раз (по пропорции, чтоб не отстать от Западной Германии) – так, может быть, и хватило бы?
В Двадцатом веке нельзя же десятилетиями не различать, что такое подсудное зверство и что такое «старое», которое «не надо ворошить»!
Мы должны осудить публично самую идею расправы одних людей над другими! Молча́ о пороке, вгоняя его в туловище, чтобы только не выпер наружу, – мы сеем его, и он ещё тысячекратно взойдёт в будущем. Не наказывая, даже не порицая злодеев, мы не просто оберегаем их ничтожную старость – мы тем самым из-под новых поколений вырываем всякие основы справедливости. Оттого-то они «равнодушные» и растут, а не из-за «слабости воспитательной работы». Молодые усваивают, что подлость никогда на земле не наказуется, но всегда приносит благополучие.
И неуютно же, и страшно будет в такой стране жить.
Глава 5
Первая камера – первая любовь
Большой Дом в Ленинградскую блокаду. – Первая следственная камера! – Сухановка. – Сухановская следственная одиночка. – Мы, люди!
Мой вход в первую камеру. – Реле-узнаватель. – Тюрьма не пропасть. – Уютная жизнь.
Поколения предшествующие. – Быт ранней Лубянки. – Анатолий Фастенко. – Амнистия 17 октября 1905. – Побеги тех лет. – Потёмкинец из Канады. – Не всё входящее в наши уши.
Инженер советской формации. – «Если погибнуть придётся».
Распорядок лубянского дня. – Рассчитано или само? – Арнольд Сузи. – Утренняя пайка. – Тюремный врач. – Наши права. – 53-я камера. – Прогулка на лубянской крыше. – Из эстонской истории. – Лубянская библиотека.
Юрий Евтухович, его история. – Термин «власовец».
Лубянский день к концу. – Дореволюционная тюремная благотворительность. – Тюремные приметы.
«Император Михаил».
Конец войны в тюрьме.
Это как же понять – камера и вдруг любовь?.. Ах вот, наверно: в Ленинградскую блокаду тебя посадили в Большой Дом? Тогда понятно, ты потому ещё и жив, что тебя туда сунули. Это было лучшее место Ленинграда – и не только для следователей, которые и жили там, и имели в подвалах кабинеты на случай обстрелов. Кроме шуток, в Ленинграде тогда не мылись, чёрной корой были закрыты лица, а в Большом Доме арестанту давали горячий душ каждый десятый день. Ну, правда, отапливали только коридоры для надзирателей, камеры не отапливали, но ведь в камере был и действующий водопровод, и уборная – где это ещё в Ленинграде? А хлеба, как и на воле, сто двадцать