В летний вечер 1573 года у ворот невзрачного дома на одной из улиц Флоренции[1] стоял старик в порыжевшем старомодном плаще и широкополой шляпе. Он сердито, изо всей силы колотил в запертые ворота привешенным на цепи молотком.

      За воротами послышался топот бегущих ног, и старая служанка наконец распахнула их перед сердитым синьором.

      Старик молча прошёл в переднюю, а оттуда в бедно обставленную комнату, где вокруг накрытого стола собралась вся семья музыканта Винченцо Галилея. При входе старика маленький черноволосый мальчуган захлопал от радости в ладоши и весело крикнул:

      – А вот и дедушка Козьма! Теперь можно и ужинать!

      Сидевшие за столом подвинулись, чтобы дать место старику.

      – А вот дедушке и местечко, – говорил весёлый черноволосый мальчуган. – Садись, дедушка, около меня.

      Но старик не обратил внимания на ребёнка и стал поодаль, не снимая ни шляпы, ни плаща.

      Мальчик ничего не замечал и не унимался:

      – Я тебе сейчас помогу снять плащ, дедушка!

      Старик не двигался.

      – Сиди смирно, Анджело, – прошептала молодая женщина, жена Винченцо Галилея, – ты видишь, дедушка чем-то недоволен…

      Она встала с грудным ребёнком на руках и хотела помочь старику снять плащ. Но синьор Козьма резко спросил:

      – А ты знаешь, Джулия, где Галилео?

      Красивое лицо молодой женщины побледнело.

      – Галилео… – прошептала она смущённо. – О господи, разве ещё что-нибудь случилось?

      – Галилео нет, и дочь моя, его мать, не знает, где он слоняется с утра до ночи! Уже поздно, скоро по улицам Флоренции нельзя будет пройти без оружия. Или ты хочешь для своего сына компании ночных гуляк?

      В глазах жены музыканта показались слёзы.

      – А ты что же молчишь, Винченцо? – спросил старик зятя, голова которого низко склонилась над миской, а лоб нахмурился.

      Музыкант поперхнулся похлёбкой, закашлялся, положил сердито ложку на стол и бросил недовольный взгляд на жену. Сегодня он целый день бегал по урокам: досуг ли ему было смотреть за сыном?

      Вдруг прозвенел торжествующий голосок Анджело:

      – А я знаю, где Галилео, дедушка!

      Все обернулись к мальчику.

      – Так поди и приведи его сюда, мой Анджело! – обрадовалась синьора Джулия, – да скажи, чтобы шёл сейчас же, а то дедушка… да и все мы очень боимся, что его так долго нет…

      – И скажи ещё, что я выпорю его, – спокойно договорил синьор Винченцо.

      Но мальчика уже и след простыл. Топот его ног о каменный пол коридора смутно доносился до сидящих за столом.

      Только теперь отец Джулии Галилей, старый Козьма Аманати Вентури, соблаговолил снять плащ и принялся за ужин.

      Анджело пустился бежать вдоль длинной улицы, потом повернул в переулок и спустился к реке Арно около маленьких ворот, ведущих к мельницам.

      Солнце садилось и вот-вот было готово потонуть в серебряной глади реки. Река точно засыпала, точно нежилась под тихой лаской уходящих лучей; только лёгкая рябь порой пробегала по ней волной и чуть-чуть колыхала тростник у берега да ветки повисших над нею деревьев… Тихо качались на ржавых цепях лодки; полуразвалившиеся жалкие рыбачьи хижины тёмными силуэтами виднелись на берегу. Невдалеке гудели мельницы, а около их колёс вздымались целые каскады сердитой седой пены.

      Анджело остановился, приставил руку к глазам и громко позвал:

      – Га-ли-ле-о!

      За ним залилось эхо:

      – О-о-о-о!

      Звонкий