Созидательный реванш. Юрий Поляков
Читать онлайн книгу.
Френсис Скотт Фицджеральд был человеком светским, весьма авантажным. Один из лучших стилистов английской литературы – Оскар Уайльд вообще был денди, эстет. А тончайший Эдгар По чуть ли не бомжевал. Одно с другим не связано. Серьезная литература всегда пишется тяжело, трудно, многовариантно. Бывают, конечно, озарения, особенно у поэтов, но этому предшествует обычно долгая работа над собой.
– В чем секрет вашей популярности?
– Действительно, я один из немногих писателей, сохранивших известность с советского периода. Нас мало таких. И объяснение тут вот в чем. Во-первых, я писал только то, что меня по-настоящему волновало. К примеру, судьба молодого человека, попавшего в армию, в которой я сам служил. Так появилась повесть «Сто дней до приказа», хотя отлично знал, что тема закрытая. Меня волновало разложение комсомольского аппарата, так как я был связан с комсомолом, – я написал и об этом – «ЧП районного масштаба», совершенно не думая, напечатаю книгу или нет. Когда советскую власть свергли, и наступила ельцинщина, мне не понравилось, что происходит, я написал и об этом, хотя знал – по головке не погладят. А поскольку я нормальный человек, то потом выясняется: то, что волнует меня, волнует и большинство.
– И поэтому вас часто обвиняют в конъюнктуре.
– Естественно, потому что я попадаю в тему. А в тему я попадаю только потому, что специально ее не высчитываю, не думаю – как посмотрят критики, дадут ли Госпремию, не осложнятся ли отношения с властью. Вот первый момент. Второй: я всегда помню, что книгу не только пишут, но и читают. Большинство нынешних писателей – я не беру в счет изготовителей коммерческой книжной продукции – даже талантливые, иногда забывают, что книгу будут читать. И читать ее должно быть интересно, так как занимательность – вежливость писателя. Если же это не интересно, то твоя книга – не художественная литература, а философский трактат, публицистическое эссе. Если ты пишешь художественную литературу, беллетристику, изящную словесность, как говорили, она обязана быть интересной.
– Мы жили в СССР, теперь – в России, но проблемы, поставленные в ваших книгах, остались, ничего не изменилось, возьмем хотя бы «Сто дней до приказа»…
– Изменилось, изменилось – в том смысле, что, когда я написал «Сто дней» в восьмидесятом году и напечатал в восемьдесят седьмом, эта вещь рассматривалась на самом высоком уровне, обсуждалась чуть не на Политбюро. Теперь вы можете написать любые разоблачительные материалы об армии – никто и ухом не поведет.
– Народ хочет отвлечься от забот – его мало что интересует, если только «Дом-2».
– Конечно, людям всегда надо отвлекаться, но не настолько, чтобы забыть, где они живут, и для чего, и что будет с ними и с их детьми.
– За пятнадцать лет устали, занялись собой, по-моему, все – и читатель и власть.
– Есть читатель, и есть власть. Власть сейчас на печатное слово почти не реагирует. Только на то печатное слово реагирует, которое сама и организует. Это неправильно, так как печать, литература – очень тонкая сигнальная система, чувствующая