Фатум. Самые темные века. Генри Лайон Олди
Читать онлайн книгу.
крови – чуть. С трудом высвободив оружие, я едва успел отскочить от однорукого теперь акробата, зашедшего сбоку. Быстро рубанул и остро заточенная сталь с хрустом перебила сустав, предплечье повисло, а одержимый даже не поморщился. Подавшись вперед, он попытался сбить меня с ног, но волочившиеся по полу кишки за что-то зацепились, и мощным боковым ударом я снес его курчавую башку, так что та повисла на ошметках мышц и лоскутах кожи.
Только отвлекся смахнуть брызнувшую в лицо кровь, и сразу в кушак вцепились чужие пальцы. Дотянувшийся до меня комедиант с раскроенным черепом потянулся к шее, я рукоятью ятагана шибанул его по изуродованному лицу, и хоть левый глаз лопнул и бесцветной жижей заструился по скуле, отшвырнуть парня не получилось. Пришлось выхватить стилет и вонзить острие в правую глазницу, полностью ослепив акробата.
После я высвободился из мертвой – воистину мертвой! – хватки и кинулся вдогонку за танцовщицей, что, оставляя на мозаике кровавый след, упрямо ползла к знаменосцу Бестии.
Порождение тьмы бесновалось у края мозаики, не в силах ступить на изображение распятой госпожи, а когда я настиг девчонку, изо всех сил швырнуло в меня свою ужасную флейту. Острые сколы костей распороли рубаху и кожу, но поздно – ятаган уже рухнул вниз и с деревянным стуком врубился в девичью шею.
– Ad gloriam odium![20] – заорал я, когда на мозаику хлынул поток крови и знаменосец Бестии взвыл так, словно его паром ошпарило.
Но не паром – ненавистью!
Кожа чудовища покраснела и покрылась волдырями, полыхавшее в глазах пламя преисподней потухло, и на какой-то миг показалось, будто на меня смотрят водянистые глаза Марка Хасты.
Или так оно и было?
Неважно – кровь вовсю клокотала на мозаике, а ятаган раскалился докрасна, и я бросился в атаку. Знаменосец Бестии хоть и был выше, мощнее и сильнее, но развернулся и козлиными прыжками помчался наутек.
Я – вдогонку. Не осталось ни страха, ни сомнений. Сознание заполонила одна лишь ненависть. Ненависть, которая делает нас истинно свободными и вдыхает жизнь в куски мяса, именуемые человеческими телами.
Ненавижу – значит, существую!
Ненавижу!
Первый удар объятого пламенем ятагана пришелся промеж лопаток. Брызнула нестерпимо вонявшая серой черная кровь, знаменосец жалобно взвыл, а следующим замахом мне удалось изловчиться и перебить ему колено. Темное создание с грохотом врезалось в кафедру, разнесло ее в щепы и покатилось по полу.
Я в один миг оказался рядом и с размаху рубанул клинком по запрокинутой гортани. Лезвие, с хрустом перебив хрящи, застряло в мускулистой шее, и огонь с ятагана перекинулся на бороду. Знаменосец судорожно засучил ногами и ударом копыта отбросил меня в сторону. Боль обожгла бедро, острые грани смальты разодрали рубаху и оцарапали кожу, но ненависть моя была сильна, и я легко вскочил с мозаики и вновь бросился в атаку.
– Odium aeternum! – орал и кромсал шею твари уже потухшим, но от этого не ставшим менее острым клинком.
А потом
Во славу ненависти