Рождество в Москве. Московский роман. Владимир Шмелев
Читать онлайн книгу.
не помнит материнского тепла». И как любил целовать её и сидеть на коленках у отца. Время – самое безжалостное, сжимается как «шагреневая кожа», его всё меньше, оно тает. Боже, как быстро пролетела жизнь, один миг.
«Только в воскресенье после службы и праздничные дни разрешалось детям сесть за один стол. Мама готовила вкуснейший яблочный пудинг и вишнёвый пирог. Ни в коем случае нельзя было облизывать пальцы, как и столовые приборы: ложки, вилки и собирать крошки. За это наказывали. Строго следили за тем, чтобы мы пользовались салфетками, никаких слюнявчиков нам не надевали. Попадало, когда из-за стола выходили замаранными, забыв прочитать благодарственную молитву и не получив благословение отца и поцелуя мамочки. Грозили тем, что в следующий раз не позволят общую трапезу со всей семьёй. На живописной скатерти красовался саксонский сервиз, что поражал неповторимым цветочным рисунком. Случалось это только в торжественные и памятные даты. Больше всего я любила своих кукол и наш крохотный садик с маленьким, простеньким фонтанчиком. По правде сказать, таковым его можно было назвать условно. Будучи ребёнком, я получала радость просто оттого, что вода лилась из медной трубочки, которую смастерил отец, что торчала из крохотной клумбы, засаженной анютиными глазками по кругу. Незатейливое устройство, подключенное к водопроводу, разбрызгивало воду на крохотное расстояние, практически не поднимаясь вверх. Непозволительно было играть с водой, баловство это пресекалось.
Марта, старшая сестра, внимательно следила за моей обувью, как бы я её не испортила, не намочила, не извозила в земле. Папа купил мне летние туфельки на ярмарке в Кёльне по случаю, как рассказывала мама, премии за восстановление железной дороги, где работал инженером. Туфельки были из кожи, необыкновенные, похожие на те, что были у любимой куклы Роми, украшенные бантиками и стразами. Марта, завидуя, выговаривала: «Всё тебе, любимая, а мне остаётся за тобой горшок выносить».
Мама, не уставая, холила садик. Для неё это бремя было самым лёгким. Сидя на скамеечке, прижав к себе куклу, наблюдала, как Марта, что была строже, чем мама, помогала ей подвязывать на тонкие прутики с бечёвками, что тянулись вокруг беседки, дикий виноград. На зиму его стелили под валежник и тряпки по земле, также укрывали кусты роз от холода, а по весне всё распрямлялось и направлялось по периметру дома. Ещё мне нравился дикий горошек за свой необыкновенный запах и нежный цветочек. Марта ругалась, когда я руками трогала лепестки. Однажды она даже меня ударила. Я не заплакала и не обиделась, потому что мама требовала слушаться старшую сестру. Мама обожала мелкие цветочки: у нас росли подснежники, что появлялись, как и первоцвет, сразу же, как сходил снег. Были ландыши, незабудки, анютины глазки, ноготки. Цветы были маминой слабостью. Она стремилась к тому, чтобы они были везде: на тканях, тарелках, фартуках, скатертях, занавесках, платочках и платьях».
Маленький розарий крохотного палисадника. Розы белые,