27

      Скорик, Исаак и Милка разносят бутылки с сивухой. Сивуху пьют все, кто находиться в шинке, кроме дьяка Омелька. Она начинает действовать на гостей. Кузнец Иван вскакивает из-за стола.

      – Ой, горю! Ей, Богу, горю! Ой, спасите!

      Он мотается по шинку, сбивая с себя невидимое пламя. Игонькин пытается усадить Ивана на место, но тот не поддается. Тогда Игонькин берёт таз с водой и выливает его на Ивана. Иван бросается на него с кулаками.

      – Я знаю! Это ты меня поджог!

      Иван трясет Игонькина.

      – Отпустите меня немедленно! – Кричит тот.

      – Признавайся, это ты меня поджог? – Требует кузнец.

      Игонькин, видя, что не вырвется из огромных рук Ивана, зовет помощь.

      – Уймите его кто-нибудь!

      Сотник Крутиус опускает Ивану таз на голову. Деревянный таз раскалывается надвое, а Ивану хоть бы что. Он поворачивается к обидчику и хватает за шкирку. Двумя руками поднимает Игонькина и Крутиуса вверх и сталкивает друг о друга. Те падают и быстро забиваются под стол. Достается и Скорику, который пытается вступиться за офицера и сотника. Он получает и тоже улетает под стол.

      Дед Сирко, видя это, со смехом хлопает в ладоши.

      – Вот это по-нашему! Подождите меня. Я тоже кулаками помахать хочу.

      Дед Сирко собирается встать, но не может.

      Исаак и дьяк, чтобы успокоить кузнеца, повисают у него на руках. К разбушевавшемуся Ивану подлетает Милка.

      – Быстро уймись, Иван! Чего развоевался? А-ну, прекрати! Тебе не стыдно?

      Иван от стыда опускает голову, затем достает из-под стола Игонькина и Крутиуса, хватает дьяка Омелька и Исаака. Всех усаживает на лавку.

      – Извините, панове. Сам не знаю, что на меня нашло. – Потом обращается к Милке, – Принеси выпить. Для мировой.

      – Вот это другое дело! – Улыбается она.