– Вижу, да не про то я… Что с ними? Разбились?

      – Никак нет, – обиженно говорит урядник, – порубили! Ах, вы идиоты! Да ведь их нужно было живыми взять!

      – Ну, на што их собак, ваш-бродь…

      – Да ведь приказано, болван ты этакий! Разве ты сам-то не мог сообразить, что от них узнать можно было многое! – волнуюсь я.

      – Не могу знать, – тупо, но решительно отвечает урядник. Бошы выстрелили, ну, а мы их порубили…

      Нагибаемся над трупом и полутрупом. Пытаемся говорить с недорубленным летчиком, что все еще шевелит рукой.

      – Kosaken… kosaken… – хрипит он, не открывая глаз. Затылок у него разбить, и левая рука почти отрублена у плеча. Приказываю поднять его и нести на перевязочный пункт. Но от первого же движения изо рта раненого выливается целый поток крови, черной и густой. Глаза мигают и закрываются.

      Что-то бульхает у него внутри, он деловито опускается на бок и лежит неподвижно.

      Готов. Приказываю обыскать. Забираю окровавленные связки карт, записок, книжек для донесений и писем из дому, наверное. Ставлю часовых у аппарата и, забрав всю свою команду, ворочаюсь в штаб.