В какой-то степени оправдывает, но, скорее, объясняет, такое поведение элиты то, что она не только осознает решаемые проблемы, но и готова принять те новые ценности, которые пронизывают эту инновацию. Элита понимает, что решение проблемы с помощью инновации неизбежно ниспровергает предыдущие ценности, вне зависимости от того, несут ли они для большинства добро или зло. Сама элита готова быстро приспосабливать свое поведение под эти новые ценности, что никак не связано с какой-либо ее беспринципностью и непоследовательностью.

      Так, например, было при инновационном социально-экономическом изменении социума России как в 1917, так и в 1993 годах. Элите присуща лабильность (подвижность) ее отношений и оценок. Она прекрасно улавливает даже незначительные изменения условий существования, и способна быстро реагировать на них. Она уверена, что ценности тогда являются ценностями, когда они сопровождают сохранение и развитие социума. Во всех других случаях ценности превращаются в гордыню социума и субъекта, в любование ими самим собой, своей самостью и якобы независимостью от условий существования.

      Представитель элиты всячески культивирует свою способность приспосабливать свои ценности, идет на жертвы, на самопожертвование, опять же если это, как он считает, будет обеспечивать сохранение других, способствовать их развитию. И потому, предлагая инновацию, представитель элиты как бы прощается с самим собой, не только потому, что вкладывает в инновацию часть самого себя, так сказать, воплощаясь в ней. Но и потому, что он отказывается от каких-то своих ценностей, в которые он когда-то верил и которые считал истиной. При этом он знает, что уже никогда не вернется к отброшенному, освобождаясь от него навсегда.

      А тот из элиты, кто не сможет пойти на это, неизбежно перестает быть элитой, в лучшем случае став частью большинства, исполнителем, интегрированным в процесс реализации инновации.

      И это для него становится злом.