За четыре дня до свадьбы дядюшка Джеймс позвонил из Лондона и сообщил, что возникли кое-какие неприятности; мол, Ральфу стоит сесть на поезд и приехать, прямо сейчас. Джеймса вызывали в суд как свидетеля – один из его подопечных напал на констебля; с помощником случился, похоже, нервный срыв, и следить за порядком в хостеле, всего на сутки, он не мог доверить никому, кроме Ральфа.

      – А что ты будешь делать, когда я уеду в Танзанию? – спросил Ральф.

      – Ну, это совсем другое, – бодро ответил дядюшка. – Еще поговорим. Да, не теряй время впустую, возьми такси с вокзала. Фонд все оплатит.

      Ральф накинул пальто, надел шляпу и пошел на железнодорожную станцию. Он опасался худшего. Дядюшка наверняка скажет, что он, Ральф, жизненно необходим здесь, в Ист-Энде, что тропики могут обождать, что им с Анной следует приглядеть себе съемное жилье где-нибудь в пределах поездки на автобусе от хостела. Интересно, подумал Ральф, согласится ли он – и понял, что, скорее всего, ответит утвердительно. Анне придется выложить обратно из чемодана свои ситцевые платья и развесить их в шкафу, среди шариков от моли, а свою семейную жизнь она начнет ист-эндской домохозяйкой, будет ходить по рынкам с корзинкой в руках. Ральф попытался вообразить, как бунтует и наотрез отказывается. Пусть Джеймс жертвует собой; он же церковник, у него нет личной жизни. В кафе близ вокзала Ливерпуль-стрит Ральф выпил чашку чая. Подумал, не вернуться ли на вокзал и не сесть ли на обратный поезд до Нориджа – или на любой другой, куда угодно.

      Дядюшка Джеймс возвратился из суда в половине шестого. Вечером хостел оказался почти полон, поэтому, прежде чем приступить к разговору с племянником, ему пришлось снять пиджак, закатать рукава и помочь с приготовлением вечерней еды. На ужин подавали похлебку – постояльцев каждый вечер кормили именно похлебкой, – но следовало еще порезать хлеб и намазать его маргарином. Подопечные Джеймса всегда требовали хлеба, по три куска на человека, и не имело значения, к чему этот хлеб прилагался. Они начинали возмущаться, если хлеба не хватало, словно ощущали себя ущемленными в неотъемлемых правах.

      Когда с ужином было покончено и отловили дежурных по кухне, которым надлежало мыть посуду за остальными, Джеймс кивком головы позвал Ральфа в свой кабинет. Плотно закрыв дверь, дядя с племянником переглянулись и, не обменявшись ни словом, подтащили к двери картотеку; по опыту они знали, что это единственный способ обеспечить уединение, хотя бы на короткий срок.

      – Ты хотел поговорить насчет моего назначения? – спросил Ральф. – Возникли какие-то проблемы?

      – Нет, никаких проблем. – Джеймс сел за стол и отыскал место