Рисунки на песке. Михаил Козаков
Читать онлайн книгу.
и еще что-нибудь.
– Я, Николай Павлович, могу «Королеву Элинор», английскую балладу в переводе Маршака.
– В переводе Маршака – это хорошо. Ну вот Чацкого и эту королеву, как ее…
– Элинор, Николай Павлович.
– Да, Элинор… Ты как завтра, свободен часов в двенадцать?
– Да.
– Слушай, давай приезжай в Переделкино на дачу к Штейнам. Ты же у них бывал раньше?
– Да.
– Ну и отлично. Вот и встретимся. Хорошо?
– Хорошо, Николай Павлович.
– Ну и хорошо, что хорошо… Значит, в Переделкино в двенадцать у Штейнов. Запомнил?
– Запомнил, Николай Павлович.
– Ну, будь здоров, Миша. Миша?
– Да, Николай Павлович, Миша.
– Будь здоров, Миша Козаков.
– До свидания, Николай Павлович.
И ту-ту-ту… Он уже повесил трубку, а я все еще держал свою возле уха.
Мама смотрела на меня с осуждением.
– Зачем ты к нему поедешь? Ты же принят во МХАТ.
– Мама, я поеду. И все. Баста. На эту тему разговоры окончены.
– Ну, дело хозяйское.
Мама резко повернулась и ушла к себе.
В 12 дня я уже был в Переделкине.
В 1963 году из книги Александра Петровича Штейна «Повесть о том, как возникают сюжеты» я с удивлением узнал, что, оказывается, «мечтал о роли Лаэрта» во втором составе, что вообще рвался к Охлопкову, что не раз говорил об этом автору и именно Штейн оказал мне протекцию.
Итак, открылась калитка штейновской дачи и вошел «сам». Я впервые видел его «живого»: не из зала кино или театра, а вот так, на расстоянии десяти шагов. Высокий, красивый. Седая голова, курносый нос, толстые губы, обаятельная улыбка. Приближается. Светлая рубашка навыпуск, с короткими рукавами по тогдашней моде, узенькие, тоже по моде, светлые брюки, мягкие туфли. Комильфо. А.Б. Мариенгоф шутил: «Охлопков – это смесь кацапа с лордом». Александр Петрович и его жена Людмила Яковлевна, именуемые мной в детстве «тетя Люся» и «дядя Шура», представили меня Охлопкову и удалились, оставив нас на веранде одних. Для начала последовал малозначительный разговор о дипломных спектаклях. «Что играл?.. К сожалению, не видел…» Что-то о картине Ромма, где играет Козырева, о самом Ромме, о чем-то еще.
– Ну ладно, почитай мне.
Читаю «Королеву Элинор». Слушает внимательно. По лицу ничего нельзя понять. Светлые глаза смотрят то ли серьезно, то ли смеются – не разберешь. Закончил. Жду.
– Так, так. Перевод чей?
– Маршака.
– Ах да, Маршака. Хороший перевод. Ну, давай Чацкого.
Читаю довольно грамотно, темпераментно, обличаю старух зловещих, стариков, дряхлеющих над выдумками, вздором… Останавливает меня мягким, пластичным жестом.
– Слушай, начни еще раз. Только вот что: давай сыграй мне такой этюд. Там ведь как? Чацкий сначала слышит объяснение Софьи с Молчалиным. Из него он узнает правду обо всем. И вот представь себе, что он, слушая их разговор, пьет рюмку за рюмкой. Ты вообще-то как, сам пьешь?
– Случается, Николай Павлович.
– Случается или