Малиновый свет врезался в сетчатку: темный, пустынный коридор, и он горел неоновым огнем. Анья шла, подмечала детали, при этом не спускала настороженный взгляд, поскольку ощущала неясную тревогу. И сырость. Посмотрела под ноги – шла по воде, и вода достигала щиколоток.

      Еще до того, как вскинула голову, Анья поняла, что картина изменилась: Анью окутал туман, который зарождался далеко впереди, но вот настиг и ее. Анья ощутила себя в парилке: мокрой, удушающей, горячей,… а затем ударила вода: справа, слева – отовсюду, словно по всем фронтам треснули трубы. И продолжали трескаться по коридору дальше.

      Вода ударила в лицо, Анья едва удержалась на ногах. Но тут ее с силой схватили за плечо и, развернув, швырнули на пол. Анья лицом нырнула в воду…

      Открыла глаза. В окно улыбалось солнце, заливая комнату утренним светом.

      Анья села. Чувствовала себя хорошо: ничего не болело, самочувствие в норме. В клинике Анью обследовали: взяли необходимые анализы и нарушений не обнаружили. Сказали, здоровье у нее отменное. Скорее всего, причина недомогания: кровоизлияния из носа и потери сознания, кроется в переутомлении: новое, специфическое окружение, тяжелая атмосфера, дополнительный объем работы. Желая ее скорейшего восстановления, доктор Бергман освободил Анью от субботних трудов, воспринимавшихся персоналом повинностью, и велел на выходных хорошенько отдохнуть. А заодно подумать, готова ли продолжать стажировку в клинике. Возможно, дополнительные нагрузки ей пока ни к чему?

      Оглядев махровые стены в обрамлении миниатюрных семейных фотографий, а также полок для всяких безделушек, Анья запустила ноги в тапочки, в любимые ею мохнатые, и хотела встать, когда взгляд остановился на Угольке: новом друге, сидевшем на полу и смотревшем на нее.

      – Ну, чего ты так смотришь? – заговорила Анья. – Со мной уже все хорошо, – и тут замолчала. Поняла, что практически процитировала того, кого цитировать совсем не следовало.

      О Рейнарде Либлике Анья думать не хотела. Да и в разговоре с доктором Бергманом о странном типе, который явился к ней в палату, решила промолчать. Она сама не знала, в действительности ли видела его, то ли он ей во сне привиделся. Потому Анья выкинула его из головы: вдвойне «страшно впечатлительной» выглядеть не хотелось.

      Анья поднялась. Оглядела неприбранные уголки…

      Комната была небольшой, но такой уютной. В параллель кровати расположился письменный гарнитур. На другом конце, у входа, разместился коренастый платяной шкаф. Вся мебель белая, потертая, в стиле английской классики. Ее дополняли ажурные занавески на открывающем город окне.

      Комнату Анья обставляла с удовольствием.

      Воскресное