Ты сказал мне, что «сволочное племя мужиков никогда не оставит меня в покое», что они будут подходить и просить меня нарисовать им свой номер телефона или еще что-нибудь в том же духе. Ты сказал мне это еще до моей поездки, и мне показалось, что ты уже прощаешься со мной, намекаешь на то, что ты не прочь отделаться от меня уже сегодня.

      Конечно, все так и есть. В покое меня точно не оставят. После того, как я научилась ценить себя или подумала, что научилась. Ведь если бы это было по-настоящему, то я напрочь забыла бы о тебе. Ты сказал мне об этом, когда до моего отъезда оставалось ровно три дня, а ты только что вернулся с турбазы на Песчаном, где собирал материал для будущей статьи. Это было уже после лидерского курса. Мы стояли тогда около редакции, где ты работал, в коридоре у подоконника. Мы так часто стояли и разговаривали там, что все наши встречи в моей памяти слепились в одну общую, и выделить, кто, что сказал в которую из них теперь трудно.

      Мне тогда еще приснился сон, что ты умер. Я проснулась с таким тяжелым чувством, будто что-то ушло от меня безвозвратно. Только потом я осознала, что это был лишь сон. Прошло утро, день перевалил за середину, а чувство это не уходило. Помню, как во сне я подумала о том, что для меня в тот момент было важнее всего, и что после пробуждения приняло оттенок нелепицы и абсурда: жаль, что ты успел написать только «137 минут».

      В тот день мы по обыкновению долго глядели друг другу в глаза. Я пыталась уловить в их выражении обрывки твоих мыслей и отголоски переживаемых чувств, что ты пытался рассмотреть в моих – не знаю. Ты часто любил молча смотреть мне