Вдруг послышался топот, и через несколько мгновений примчалась мать-лань. Шерсть у неё на хребте поднялась дыбом, глаза горели злым зелёным огнём, и Домино тотчас же понял, что попал в беду. Он пустился прочь, но лань, дико фыркая, погналась за ним, яростно стуча по земле острыми копытами. Она была в десять раз больше него и летела как ветер. Быстро догнав Домино, она лягнула передней ногой, направив в лиса предательский удар, от которого он едва увернулся. Она сделала новый выпад – и опять ловкий прыжок в сторону спас его.

      Разъярённая лань неотступно преследовала Домино, не довольствуясь тем, что её детёныш остался цел и невредим. Она, видимо, решила во что бы то ни стало доконать лиса, который, по её мнению, намеревался напасть на её дитя.

      Она продолжала преследовать свою жертву в зарослях папоротника и терновника и не только не уставала, но как будто становилась всё сильнее. Кусты мешали лису бежать, но для тяжёлой лани они были пустячным препятствием. Если бы не этот проклятый кустарник, такая бешеная скачка, пожалуй, доставила бы даже удовольствие Домино.

      Так они прыгали с полчаса, и было ясно, что, увернувшись сто раз, Домино на сто первый оплошает, и тогда один удар копытом принесёт ему верную смерть. Поэтому он счёл благоразумным как можно скорее выбраться на более безопасное место и, выбежав из кустов, пустился во весь дух по открытому полю. Но как ни быстро мчался Домино, спасая свою жизнь, лань не отставала от него ни на шаг. Они вбежали в лес. Домино едва успел увернуться от удара переднего копыта. К счастью, этот удар пришёлся по толстому дереву.

      Здесь, среди спасительных стволов, Домино мог вздохнуть свободно и посмеяться над разъярённой ланью и её глупым детёнышем. Однако всё это послужило ему хорошим уроком. Он уже никогда не забывал, что чужой