С полчаса, или около этого, за столом все молчали, и я успел убедиться, что в этой игре они ничуть не уступают мне. Правда, все было вкусно, хотя некоторых блюд (например, фаршированного скорпиона – или его ближайшего родственника – под каким-то зеленым с разводами соусом) я так и не решился отведать, боясь несварения. И лишь когда мы прошли примерно две трети дистанции, разговор возобновился. Один из них (всего, как я окончательно установил по числу тарелок, было пятеро, но один то и дело раздваивался, и тогда я на всякий случай придерживал свою тарелку) – не тот, что открывал конференцию, обнажил длинные, янтарного оттенка зубы и произнес:

      – Итак, господин Ульдемир. Вам выпала. Редкая возможность. Присутствовать. В резиденции. Охранителя. Которая называется. Застава. В, может быть. Переломный момент. Развития Вселенной…

      Он весь свой реферат – не из самых коротких – продекламировал в такой манере: похоже было, что во рту у него больше двух слов сразу не умещалось и каждую новую пару подавали откуда-то с большой глубины. Я попробую изложить смысл его высказываний обычным языком; если подсунуть вам стенограмму, боюсь, вы начнете думать обо мне еще хуже, чем я того заслуживаю.

      Так вот, прежде всего он сообщил, что я нахожусь на «Заставе». Попросил обратить внимание на пейзаж. Это я уже успел сделать, как только мы вышли из резиденции – в отличие от Фермы, тут дом был сложен из массивных каменных плит, – и несколько удивился увиденному. Вокруг простирался черный песок со вкраплениями камней; ни травинки, ни кустика, что уж говорить о деревьях. По-видимому, мы – пятеро или шестеро и я – были здесь единственными представителями какой бы то ни было жизни. Ни птиц, ни насекомых, ни единого водоема тоже не было в поле зрения, в котором горизонт так же располагался где-то наверху, образуя подобие чаши – только напиться из этой чаши было нельзя.

      Ну что же, о вкусах не спорят. Можно было подумать, что у существа, которым все это было задумано и осуществлено, была стойкая идиосинкразия к зелени (допустим, в детстве поел немытых овощей или ягод, заработал понос и возненавидел все, что растет из почвы), – если так, пейзаж оставался его личным делом. Но дальнейшие откровения показали, что причины были куда более глубокими и, пожалуй, не столь безобидными являлись следствия.

      – Мое имя, – сказал тогда докладчик и очень красивым жестом ткнул в себя, – Охранитель. Я издавна знаю и Фермера, и Мастера. Когда-то мы вместе постигали одни и те же премудрости, но потом оказалось, что мир мы воспринимаем совершенно по-разному и представления о его судьбе у них и у нас сове