Как, оказывается, много я упускала в жизни. И дело совсем не в сексе. Какое это все же наслаждение – позволить себе быть влюбленной. Безоглядно, отчаянно, по уши, какие там еще придуманы определения для этого состояния внутренней щекотной невесомости, глупых неуправляемых улыбок и невозможности прекратить пялиться на мужчину рядом и восхищаться всем, что он делает. Даже самыми элементарными вещами. Как трет под душем свое тело, в котором я не вижу изъянов. Как чистит зубы, нещадно натирая щеткой и хмурясь. Как бреет лицо, забавно гримасничая и цепко всматриваясь в поисках пропущенных мест. Как пьет горячий чай, чуть прищуриваясь от удовольствия. Как ведет машину, бросая грозные взгляды на пытающихся подрезать нас придурков. Разве это нормально, пребывать в состоянии какой-то обдолбанной счастьем кошки просто от самого факта нахождения рядом с другим человеком? Похоже, да, потому что я чувствовала себя именно так, и мне это бесконечно нравилось. А особенно тот момент, когда Арсений вдруг застывал, что бы он ни делал, его серые глаза буквально вцеплялись в меня и темнели, а лицо становилось напряженным, почти злым. И я знала, чего ему хотелось больше всего сейчас. Меня! А все, этого достаточно! Я тут же тоже вспыхивала, как спичка, и каждая клеточка тела кричала: «Да-а-а! Хочу-у-у! Немедленно!» И вот без этого всего я прожила столько лет? Все-таки счастье – это мощнейший наркотик. К нему привыкаешь, едва попробовав, уже без возможности исцеления. А все потому, что нет человека в своем уме, желающего быть излеченным от счастья. Его могут лишить тебя другие, или ты сам его потеряешь, совершив непоправимую ошибку, но отказаться от него осмысленно, я думаю, не в состоянии никто. Но мне больше не хотелось даже задумываться о плохом. Я хотела улыбаться, хотела любоваться, хотела тонуть в моем Сеньке, наверстывая все упущенное время мира. А он только и рад был мне всячески в этом потворствовать.

      В общем, выбраться из его квартиры и поехать сдаваться родителям для нас стало настоящим подвигом, и я без всякого стыда могу признаться, что думать могла только о том, как мы вернемся назад и сорвемся снова в штопор, едва захлопнув за собой дверь. И в ответном взгляде Арсения безошибочно