Ничего неизменного. Тарвуд-2. Наталья Владимировна Игнатова
Читать онлайн книгу.
она. – Мужья пропадают в море, военные моряки, и считаются пропавшими без вести. Поэтому семьям не платят пенсии.
Вряд ли мисс дю Порслейн нуждалась в пенсии, хоть при жизни, хоть после смерти. Она не рассказывала о том, что бедствовала. Она рассказывала о том, как два года, прошедшие до встречи с Хольгером, хранила верность своему Эрику. И как хранила ее потом. Всегда. Вплоть до афата. Несмотря на то, что после смерти вновь взяла девичье имя. Рассказывала, как мечтала о ребенке. Хотя бы об одном. О девочке или о мальчике. Впереди была одинокая жизнь и, скорее всего, монастырь под старость. Она уже выбирала, в какой именно из монастырей начать делать пожертвования, когда Хольгер сказал, что сможет сделать ее бессмертной.
Вечно юной. Вечно прекрасной.
Вечно одинокой.
Ей нужны были молодость и красота. Скорее всего. Заноза не поручился бы – он пока слишком мало знал мисс дю Порслейн, чтобы делать выводы, – но слишком уж трагично говорила она об этом. Именно о красоте и юности. И слишком часто в ее рассказе звучали слова «юная», «прекрасная» и «мертвая». Вместе получалось «юная, прекрасная, мертвая», от чего Занозе хотелось сменить кожаный плащ на черный шелк, надеть ботинки до колена, и уйти куда-нибудь на кладбище, пить с готами красное вино.
Нет, вина он не пил. Но мог пить кровь пьяных от вина готов. А это одно и то же.
По словам мисс дю Порслейн, Хольгер с каждым десятилетием становился все бесчувственнее. Все чаще убивал «поцелуями». И давал все больше афатов. Окружил себя молодыми вампирами, парнями и девушками, которых держал то ли на положении рабов, то ли, вообще, живой мебели. Ему нужны были дайны, которые най получали с афатом, дайны, которых не было у него самого. Хольгер наблюдал за молодняком, пока не понимал принцип использования новых дайнов, а потом приказывал оставить най на солнце.
Этих, молодых, которые менялись чуть ли не каждые несколько месяцев, он уже не учил останавливаться во время «поцелуя». Он, вообще, не говорил им, что убивать нельзя. Наоборот, твердил, что убивать – это правильно. Они спасали людей. От старости и болезней, от одиночества, от войн, от страшных смертей, которые в те времена подстерегали на каждом шагу. Дарили блаженство, отпускали душу в рай, открывали райские врата прямо в тварном мире.
Пристрастие к молодежи Хольгер питал всегда. Его Слуги приводили в дом, в жертву господину, только молодых людей, а когда он или его най охотились, они тоже выбирали самых юных. Тридцатилетняя война – безумное и страшное время. В потерянной молодежи не было недостатка, и никто не считал, сколько же их, потерялось в буквальном смысле.
Безумное и страшное время…
Для мисс дю Порслейн оно было родным. И воспоминания окрашивались ностальгической грустью. Но удивляло не это. Удивляло то, что она грустила не по вседозволенности. В этом смысле, в понимании того, что можно делать, а что нельзя, для нее ничего не изменилось. Семнадцатый век или двадцать первый –