Апокрифъ. Вадим Вольфович Сухачевский
Читать онлайн книгу.старый слепой брат Иероним! Словно был не только слеп, но и глух. И завтра все твое старшинство будет в том, чтобы вести их за собой, слепому поводырю слепых!
Вот когда он, отец Иероним, был во сне: когда не воспротивился – будто сном ему сковало язык.
А сейчас, хоть и ночь уже, должно быть, подбирается к середине, – это не сон. Разве назовешь это сном – состояние, когда слышишь голоса, коих не различаешь в сутолоке дня? Вот они, эти небесные голоса, – уж не хор ли ангелов? Слушай же, слушай их, слепец!
– Peccavisty!
– Peccavisty!
– Peccavisty!..
И вслух отец Иероним отозвался на эти голоса из своей вечной тьмы:
– Sic, peccavi…
[VI] Караульный Исидор Коростылев, лейб-гвардии Измайловского полка сержант, дворянский сын, 20 лет
“Грешите вы, батюшка, Исидор Гаврилович, – прихохатывала лекарская жена Марфа Мюллер, а сама, чай, не отодвигалась, даже еще потеснее ластилась к нему покатым плечиком. Но на словах иное: – Ох, грешите! Ну можно ль так? На вечор глядя – к чужой жене, когда супруг ее по лекарским делам отбыл в Царское? Грех вам, батюшка!.. А португальского портвейну отчего же не пьете?.. – И все плечиком его, плечиком… – Хотя после портвейну – да в караул… Но до караула часика два еще, небось?..”
…Как ни сладок был сей сон, однако при упоминании о карауле мигом выдернулся из него сержант Коростылев. Какие там “часика два”, когда он уже в карауле! И, стоя в том карауле, – надо ж! – спит с ружьем на плече! Да где! Перед самым дворцом!.. А все, видать, этот портвейн ее проклятущий португальский! Разморило!..
То, что у них с Мюллершей после портвейну было – оно, может, грех и не столь велик, не он, Коростылев, у ней такой первый, вся их рота, чай, перебывала; а вот уснуть в карауле с ружьем – то и не грех даже, а бесчестие! И всему полку бесчестие! Да тут просто и словами-то не обозначить, что это такое – в карауле уснуть!..
Оно, правда, в нынешние времена кому как выходит. Вон, прошлым годом (о том уже весь Санкт-Петербург знает) уснул тоже один караульный – неизвестно, с портвейну или так, с недосыпу. И надо же – его величество тут как тут: “Сгною! В Сибирь! Под шпицрутены!..”
А караульный-то, не будь дурак, на императора – штыком вперед: “Не подходи!.. Никак покудова не можете в Сибирь, ваше императорское!..” – “Это отчего ж не могу?” – “А оттого, ваше императорское, что, ежель караульный в карауле, никто его никуда не может, покудова не сменили, что по уставу лишь начальнику караула дозволительно… Там дальше – можно и в Сибирь. А покудова – назад! Не подходить!”
И никакой ему, шельме, Сибири, никаких шпицрутенов. “Ничего не скажу, устав и службу знает”, – только-то и молвил государь.
Сказывают, после случая того еще и в капралы высочайшим повелением произвели.
Но за того караульного, видать, даже не святые угодники на небесах молились, тут повыше бери. С иных и не за такие дела шкуру заживо спускали. Нет, ангел твой небесный, должно быть, воспомог тебе, Коростылев, уберег от беды, отогнал от тебя злокозненного Морфея.
Холодало