Пятые сутки в неволе

      Разум, сплошным ножевым

      Грудь разрывает от боли:

      «Только вернись…живым!»

      В памяти строки признания:

      «Милая, жди и молись!»

      Мне перекрыли дыхание…

      Я умоляю: «Вернись!»

      Вновь, улыбаясь на фото,

      Смотришь с укором немым.

      Сердце хрипит от чего – то:

      «Только вернись…живым!»

      Чтоб повидаться с тобою,

      Птицей взлетела бы ввысь —

      Бьётся душа над судьбою…

      Я умоляю: «Вернись!»

      Знай! – приползу…я и в воду,

      Через огонь, и сквозь дым,

      Ночью ли…днём….в непогоду:

      «Только вернись…живым!»

      Если упал – поднимайся,

      Ранен…забылся – проснись!

      Только живи…не сдавайся…

      Я заклинаю: «Вернись!»

      Я так долго смотрел на мир сквозь свои же раны,

      что однажды они вросли в ледяные веки,

      затопили водой потрёпанный коврик в ванной, Мёртвым морем проникли в вены, оставшись неким темным сгустком внутри, что сковывал вязью мышцы и метался по лёгким, раня грудную клетку.

      Я так долго роптал, мол, ты мне опять не снишься, что все пальцы на горле сжались настолько крепко, что нельзя ни вдохнуть, ни выдохнуть, не сорвавшись, не изрезав колени иглами, что должны бы зашивать были раны, но стали твоим реваншем за все то, что я сделал…

      Если бы наши нимбы на секунду хотя бы стали к земле поближе, мы бы, может, сумели «вечно, вдвоем до гро́ба».

      Я бы все распорол узлы на ладонях, лишь бы мой большой черный зверь внутри не крошил мне ребра, не пытал меня болью, солью, огнем.

      Отдавший мне глоток кислорода, стал бы моим спасеньем. Этим жидким теплом достаточно напитавшись, я бы может сумел вернуться в почти осенний, такой яркий закат, в котором все было просто. Где касаться руки, не дергаясь от озноба, было так же естественно, как доставать занозы из чужого плеча.

      Мы плакали, и мы оба открывались друг другу, швы распуская с кожи, наполняя тягучей лёгкостью наши кости.

      Вот что ранит – моя отгадка, что мы не сможем больше так никогда, сломали последний мостик, и осталось лишь расстояние в пару метров, но его не пройти теперь уже, не проехать.

      Пару дней поболит царапина, что задета, что затронута солью мыслей

      и тенью смеха человека, что скоро рухнет навстречу лаве, добровольно себя сжигая, без сил согреться.

      Я увижу, как ты растаешь, опять оставив

      мне малюсенький шрам

      и пепел на месте сердца.

      Душа твоя полна сомнений,

      Ждёт неизвестность впереди,

      Но чтобы обрести спасенье,

      Ты