Многорукий бог далайна. Святослав Логинов
Читать онлайн книгу.
об одном: сама пила Атай или вино вливали насильно?
Атай молчала, и безмолвно молчала толпа, лишь молельщицы выводили речитативом:
– О великий, прими нашу женщину! Её руки – ласка, её губы – счастье, её глаза – свет жизни. В ней наше будущее и надежда. Возьми её!
Не родив кругов, без брызг и ряби раскрылась липкая влага далайна, принимая живое подношение. Напряжённо ожидавшая толпа ахнула, и за этим вздохом никто не услышал крика Энжина.
Последний день недели стремительно катился к вечеру. Радостный мягмар закончился. Завтра начнётся страда – сначала на плантациях наыса, затем и на полях. Завтра может вынырнуть недовольный жертвами Ёроол-Гуй – и горе оказавшимся на берегу охотникам, собирателям харваха и беглым преступникам, которым негде скрыться, кроме как на запретном мокром оройхоне. Возмездие настигает их там в лице самого бога. Горе тому, кто останется на мокром оройхоне после конца мягмара! Это преступление ещё большее, чем зайти без дела и позволения на соседний оройхон или поменяться с кем-нибудь назначенной работой. И всё же, когда под грохот труб и костяных досок процессия двинулась обратно, один человек, словно не слыша сигнала, остался у далайна. Его никто не замечал, цэрэги и шпионы равно стремились уйти отсюда поскорей. Мимо, шлёпая по замешанной на нойте грязи – здесь нет места заносчивости ванов! – прошествовали жрецы и старейшины. Простой народ обтекал его со всех сторон, торопясь добраться к дому и урвать перед завтрашним днём пару лишних часов отдыха, а Энжин стоял, вперившись взглядом в далайн, словно туда ещё падали дары.
Берег опустел, потемневшие облака налились кровью. Всё замерло, лишь далайн, тяжело дыша, продолжал свою работу. Ему не было дела до людей, их даров и потерь. Лишь на шипах какой-то пучеглазой твари, выплеснутой волной, белел обрывок тонкой материи. Но мало ли тканей было скинуто сегодня в бездну?..
Только теперь, когда поздно стало что-либо делать, сознание вернулось к Энжину. Он чувствовал, как рвётся душа, сгорает, не оставляя золы, пламя вырывается через ладони поднятых рук, и весь он, как это прежде бывало лишь во сне, превращается в факел, пылающий нестерпимой болью и светом. А рядом холодный и мокрый, лениво шевелящийся враг готовится плеснуть своим дыханием и погасить, оставив чёрную головешку. Себя было не жаль, всё лучшее, что в нём было, далайн уже забрал и не вернёт. Оставалось мстить: бессердечному чудовищу, равнодушной влаге, злым людям – всем, до кого сможешь дотянуться.
Пламя рванулось с ладоней, беззвучно разбилось о холодную поверхность. Далайн вспучился, заметались в его толще безмозглые уроды, а в самой пучине содрогнулся от удара многорукий Ёроол-Гуй, закружил, отвыкнув за многие годы от боли, и свечой пошёл наверх, туда, где ещё не осознавший себя илбэч творил землю.
Когда новорожденный оройхон заслонил простор, Энжин не успокоился, не испугался и даже не понял, что произошло. Он видел лишь, что враг отходит, и побежал следом, стремясь ещё раз ударить, не думая, что в нём проснулся