---

Скачать книгу

---

misère domine

                         Noz mechans corps, dont le vivre est très court.

                         О жалкое, прескорбное житье!..

                         Война, смерть, глад нам гибелью грозят;

                         Днем, ночью зной иль стужа нас томят;

                         Блоха и клещ и прочий мерзкий гад

                         Нас истребляют. Сжалься, Боже, град

                         Сей отврати от кратких жизнью тел.

      Он также постоянно высказывает горькое убеждение, что в мире все идет дурно: справедливость утрачена, великие мира сего обирают малых, малые же – друг друга. Извечная ипохондрия доводит его, как он говорит, до грани самоубийства. Вот как он описывает сам себя:

                              Et je, le pouvre escrivain,

                              Au cueur triste, faible et vain,

                              Voyant de chascun le dueil,

                              Soucy me tient en sa main;

                              Toujours les larmes à l’œil,

                              Rien fors mourir je ne vueil[120].

                              Злосчастный сочинитель я,

                              Тщета и грусть гнетут меня,

                              Печалуюсь и не ропщу,

                              Всё горше мне день ото дня;

                              Нет сил, всё боле я грущу,

                              Одной лишь смерти я ищу.

      Все эти выражения настроения столь видных персон свидетельствуют о сентиментальной потребности рядить душу в траур. Едва ли не каждый спешит объявить, что не видел в жизни ничего, кроме бедствий, что еще более худшего следует ожидать в будущем и что пройденный им жизненный путь он не хотел бы повторить заново. «Moi douloreux homme, né en éclipse de ténèbres, en espesses bruynes de lamentation» [ «Я скорбный человек, рожденный во мраке затмения, в шумных потоках печали»] – так Шастеллен представляет себя читателю[121]. «Tant a souffert La Marche» [ «О, сколько страдал Ля Марш»] – такой девиз избирает себе придворный поэт и историограф Карла Смелого; одну только горечь видит он в жизни, а его портрет являет нам те скорбные черты, которые приковывают наш взгляд на столь многих изображениях, относящихся к этому времени[122].

      Ничья жизнь в этом столетии не кажется столь полной мирского высокомерия и блистательных поисков наслаждений, до такой степени увенчанной успехом, как жизнь Филиппа Доброго. Но и за его славой таится жизненная усталость его эпохи. Узнав о смерти своего годовалого сына, он произносит: «Если бы Господу было угодно, чтобы я умер в столь раннем возрасте, я счел бы себя счастливцем»[123].

      Примечательно, что в это время в слове меланхолия сливались значения печали, склонности к серьезным размышлениям и к фантазированию – до такой степени, казалось, всякое серьезное умственное занятие должно было переносить в мрачную сферу. Фруассар говорит о Филиппе ван Артевелде, который размышляет о только что полученном им известии: «quant il eut merancoliet une espasse, il s’avisa que il rescriproit aus commissaires dou roi de France» [ «когда же он померанхолил некую малость, то решил, что отпишет посланцам короля Франции»] и т. д. О чем-то, своим уродством превосходившем всякие изобразительные возможности, Дешан говорит: не найдется ни одного художника

---

Скачать книгу