Нас газ окутал ядовитый,

      Но мы поднялись и пошли.

      И к рубежу веков дошли.

      И немец трижды уж побитый.

      Тевтонский орден одолев,

      Машину кайзера разрушив,

      И третий рейх обезоружив —

      Устал, ей-богу, русский лев.

      Присел… И в кружку харкнув кровью,

      Из глаз сваривши кипяток,

      Я выпил чаю, и с любовью,

      Задком попукивая, лёг…

      Солнце вышло в Москве, хотя небо всё ниже

      И сильнее дыханье грядущей зимы.

      А полмира сейчас заседает в Париже,

      Отмечая сто лет окончанья войны.

      Той войны, что прошлась по полям континента,

      Погубив миллионы невинных людей.

      И столетье спустя так же платится рента

      За «аренду» чужих сумасбродных идей.

      Больше сотни гостей на Полях Елисейских,

      Триумфальная арка над Вечным огнём,

      И печально звучат строки писем армейских

      В унисон с моросящим осенним дождём.

      Что-то пишет француз, турок, немец, австриец,

      Англичанин, бельгиец, поляк или чех,

      Нидерландец, датчанин, индус, австралиец…

      Только русский язык не звучит среди всех.

      Неужель не играли «Прощанье славянки»,

      Провожая на фронт сыновей и отцов?

      Мы не гнили в окопах? Не рыли землянки?

      Иль Котлинский не вёл на врага мертвецов?

      Это наши солдаты сражались под Реймсом,

      А Брусилов прорывом спасал ваш Верден.

      Это русских цветами встречали марсельцы,

      Это мы дали шанс вам подняться с колен.

      Но не слышит сейчас Триумфальная арка

      Русских слов из окопных посланий домой.

      Видно, мало французы читали Ремарка,

      Да забыли итоги Второй мировой…

      А тогда англосаксы взамен контрибуций,

      Руководствуясь мерзкой «Большою