Лагерь обреченных. Геннадий Сорокин
Читать онлайн книгу.
что вы видели тогда? Что вы мнетесь, как гимназист перед входом в бордель? Выкладывайте, здесь слабонервных нет.
– Паксеев обнимал уборщицу, он стоял ко мне спиной, а она, когда я проходил мимо, открыла глаза и посмотрела на меня. – Он еще раз тяжело вздохнул. – Целовались они, Андрей Николаевич. Я не хотел об этом говорить, но в интересах истины правду утаивать не буду.
– Не велик грех с уборщицей целоваться, – насмешливо заметил я. – Вы, Анатолий Сергеевич, не заостряйте на этом внимания. Каждый из нас, приняв лишнего за столом, способен на необдуманные поступки.
Он с облегчением вздохнул.
«И до этого дошли слухи о моей связи с Ингой», – отметил я.
– Анатолий Сергеевич, – возобновил я допрос, – вы учитель истории. Ничего не можете нам рассказать вот о таком знаке?
Седов только мельком глянул на мой рисунок и сказал:
– Если лапки кверху, то это руна «Альгиз», если лапки книзу, то это руна «Смерть».
– Расскажите немного поподробнее: что такое руны, что они означают.
– Руны – это аналог наших букв в древнегерманской и скандинавской письменности. Придя к власти, Адольф Гитлер приказал возродить древнегерманский культ поклонения языческим богам. Как один из элементов, связывающих нацистскую идеологию и древнегерманскую культуру, был выбран рунический алфавит. Каждая руна из алфавита стала что-то означать. Самая известная руна – это свастика, символ катящегося в бесконечность солнца. Руна «Альгиз» стала означать жизнь, рождение нового человека. Руна «Смерть» означает смерть, гибель человека, конец его жизненного пути. Почему у нее нет отдельного названия, я не знаю.
– У вас неплохие познания в нацистской символике, – похвалил я.
– Ничего особенного, – поскромничал учитель. – Я, когда учился в институте, писал реферат на эту тему, много работал в библиотеках… Скажите, Андрей Николаевич, жена Паксеева не узнает о нашем разговоре?
– Жена Паксеева от меня ни о чем не узнает: ни о рунах, ни о Гитлере, ни об уборщице. Я, Анатолий Сергеевич, сведения, полученные в ходе допроса, не разглашаю.
– Кого следующего позовем? – спросил после его ухода повеселевший участковый.
– Никого. Если тебе интересно, как Инга с Паксеевым целовалась, то можешь вызвать ее и сам допросить. Я пошел наверх, к Гордееву, а ты бди, никого пока из подвала не выпускай. Они все еще следователю пригодятся.
В фойе я отыскал Гордеева, Казачкова и прокурора района. Всех их я пригласил поговорить на улицу.
– Вызывайте сотрудников КГБ, – приказал прокурор, выслушав мой рассказ о рунах.
– Может быть, не будем спешить? – осторожно предложил Гордеев.
– Семен Григорьевич! – повысил голос прокурор. – Вы отдаете себе отчет в том, что говорите? У нас есть убитый ветеран войны, а рядом с ним нарисован нацистский знак, означающий смерть. Вам не приходит на ум, что это убийство может иметь политическую окраску? Представляете, что будет, если выяснится, что смерть Сыча