Имам Шамиль. Том второй. Мюршид Гобзало – огненная тропа. Андрей Леонардович Воронов-Оренбургский
Читать онлайн книгу.
грязевой коркой и превратила их в какую-то запеченную в золе кожуру.
Косматое страшное солнце нагревало сукно наших мундиров, невыносимо пекло головы сквозь кепи, фуражки и кивера; гудящие ноги чувствовали сквозь подошву раскалённый щебень, точно мы шли по горящим углям. Люди задыхались и продвигались в каком-то бреду. Вода была на исходе. Как на беду дагестанцы-проводники сообщили: «В сей местности, воды нет. Надо дойти до Аварского Койсу».
Чёрт в костёр! Колодцы крайне редки и воды в них – кот наплакал. Голова нашей колонны вычерпывала всю воду, и нам, осталось только глинистая жижа, скорее грязь, чем вода. Но когда не хватало и её, – люди падали. Бог мой! Два таких колодца были отравлены мюридами. В них плавали разбухшие , схваченные тленом трупы русских солдат. Одиннадцать отдали свои души от обезвоживания и солнечного удара. Царствие им Небесное.
…Сам иду тоже на «честном слове». Впрочем, сию пытку я выносил, сравнительно с другими, легко. Может быть, потому, что я родом из Бабажского уезда Черкесской губернии. Это неподалёку от Умани…
Моя маменька – Мария Андреевна (в девичестве Ляшова) – из кубанских казаков. Позже, по воле судьбы, маленькая Маша Ляшова попала с берегов Лабы на берега реки Куры в солнечный Тифлис, а там летний зной сродни Дагестанскому…Быть может, посему мне и было отчасти легче переносить эти адские танталовы муки. А возможно, тут дело в другом. Право, мне случалось замечать, что простые солдаты принимают физические страдания ближе к сердцу, чем солдаты из так называемых «привилегированных классов», т.е. пошедших тянуть солдатскую лямку по убеждению и собственному желанию. Последние, те же люди, кои шли на войну сознательно, хотя физически страдали отнюдь, не менее, а может и больше солдат из простых людей, – вследствие изнеженного воспитания, сравнительной телесной слабости и прочего, – но душевно были спокойнее и крепче. Их душевный мир не мог быть нарушен избитыми в кровь ногами, невыносимым холодом или зноем, равно, как и смертельной усталостью.
…Как на духу: во мне никогда не было такого полного душевного спокойствия, как в тот день, когда я испытывал невзгоды и вёл под пули солдат убивать людей. Дико и странно может показаться всё это, но я пишу искренне, и полагаю, правду.
Как бы то ни было, когда иные падали на дороге, я всё же помнил ещё себя и отдавал приказ помочь несчастным. Ещё в Чечне я запасся огромною тыквенной кубышкою, в оную входило до пяти бутылок! С армейской фляжкой не сравнить…На марше мне пришлось не раз наполнять её водой; половину этой воды я выливал в себя, другую раздавал соседям. Тяжко видеть: идёт человек, перемогается, но убийственная жара берёт своё; ноги подгибаются, тело качается, как у пьяного; сквозь коросту грязи и пыли видно, как багровеет, затем чугунеет лицо; окостеневшая рука судорожно стискивает винтовку. Глоток воды оживляет его на несколько минут, но приходит срок и человек без памяти валиться в пыль на камни. «Дневальны-ый!» – кричат хриплые голоса обер-офицеров. Обязанность дневальных – оттащить упавших в