Не угаси лампадку!. Татьяна Зверева-Литвинова
Читать онлайн книгу.
href="#i_009.jpg"/>
Валентин
Я с детства не любил овал, Я с детства угол рисовал!
Валя не был ни пионером, ни комсомольцем, в классе он получил прозвище Царя-батюшки. Мальчишки его уважали (тогда было раздельное обучение), в пожелтевшей от времени школьной тетрадочке у нас сохранился «гимн В. С. Звереву», написанный третьеклассниками на нескольких страницах.
Гимн в честь царя-батюшки пою
Слава царю-батюшке зверю.
Далее следует перечисление верных царских холопов, как его одноклассники себя именовали, со многими из которых, кстати говоря, папа дружил на протяжении всей жизни, для кого длинной, а для кого короткой, а родителей погибших во время войны ребят опекал до их последнего часа. Не обошлось и без политики: поминаются всевозможные враги – анархисты скверные, махновцы вороватые и др., однако:
Пусть боятся все сильного богатыря
Пусть боятся все великого царя
А в случае неповиновения:
Им башку отрубит царь топором,
Их прокалывать будет мечом!
А заканчивается в духе православной традиции:
Царь-батюшка наш, православный,
Не найдётся тебе в силе равный!
И душой ты добрый, справедливый,
И умен, и заступник неленивый.
Слава! Аминь.
Тетрадочка «государственного издания им. Пушкина» украшалась самодельной печатью с четырьмя скрещенными саблями и двумя револьверами. В этом шедевре из 12 страниц не забыт никто, каждому из одноклассников посвящены персональные строчки, часто по-мальчишески категоричные и ехидные. Пожалуй, только один Валя удостоен похвалы, и даже благословения в конце каждой странички, а завершается опус словом «Аминь», то есть «да будет так».
Дети вырастали, а мать Вали так и не сумела приспособиться к новым условиям: не смогла или не захотела устроиться на работу, что, впрочем, тогда было не так-то просто, а русской интеллигенции тем паче, да и детей некуда девать: в то время ещё не была организована система общественного воспитания, а иметь няньку могли лишь крупные партийные босы, а не «бывшие служители культа». Нелегко избалованной барышне встроиться в совершенно иную жизнь, и знания французского и немецкого нисколько не помогало. Первоначально она, как и многие другие из её окружения, тешила себя надеждой, что долго так продолжаться не может, и вскоре вернётся «мирное время», как она называла дореволюционную жизнь. Неужели можно до основания разрушить привычный быт и отнять у людей всё, что было нажито ни одним поколением!?
Не правда ли, как всё это нам теперь мучительно знакомо! Только тогда отнимали в пользу государства, а теперь всё, что сделали мы и наши родители, широким потоком потекло в карманы к кучке нуворишей, политических внуков самых одиозных