Ох, эти будильники, никогда не дают поспать. Я-то на судне подскакиваю сразу, от любого изменения шума. Всегда готов влететь в штаны, тапки и мчаться в машину на устранение неисправности. За двадцать с лишним лет уже по-другому не получается.

      А Инночка нежится. Нажав кнопку будильника, хоть и говорил он скромно «ку-ку», я сразу проснулся. Отодвинул его подальше и попытался встать.

      Опять затекла левая рука, пальцы почти не ощущались. Я её размял, ещё раз с удовольствием отметил, что мазуты в порах ладоней нет. Мозоли хоть и остались, но были мягкими. Я осторожно погладил по плечу Инночку. Она чуть приоткрыла свои глазки и потянулась ко мне.

      Да, но рано или поздно на работу ей всё равно надо идти. Лучше, позже. Не каждый день муж приходит из рейса. В поликлинике у них об этом знают. Морячек много.

      После завтрака Инночка одевалась. Как я люблю смотреть на её движения во время этой процедуры. Иногда стараюсь помочь. Потом лёгкий макияж и всё – пора. Осторожно закрыв дверь, пусть дети ещё поспят, мы вышли во двор. Ещё один поцелуй, и она пошла вверх по улице, а я через дорогу.

      Ещё пару раз оглядываюсь, чтобы помахать ей рукой и иду в гараж.

      Машина в порядке, завелась сразу и, как хороший конь, отдалась на милость водителю. Через десять минут я у Людки.

      – О, привет, – тянет она и начинает рассказывать, как Инна готовилась к встрече, как бегала по базарам, магазинам, звонила всем и вся. И вот, наконец, я уже тут.

      Вышел Вовка, заспанный, лохматый. Он уже шесть месяцев в отпуске. Ему это уже порядком надоело. Но Людка, услышав это, как всегда, прервала его стенания.

      – Не надо, Вова, когда позовут, тогда и пойдешь. Отдыхай, зайка, – на что Вовка что-то невнятное пробубнил.

      Объяснив катастрофическую ситуацию с Эммочкой и прихватив Мармика, я прикатил домой.

      Мармик, паразит, только увидев страдающую девушку, тут же по рабочекрестьянски совершил своё подлое дело.

      Я