Телевизор перегрелся,

      Два приёмника в дыму,

      Но кому чего отходит,

      Я пока что не пойму.

      Все домашние не дышат

      И на цыпочках юлят,

      – Отошли Москве, ты слышал,

      Люберецкие поля.

      – Елисейские бы лучше, —

      Тихо вставила жена.

      – Люберецкие – покруче,

      Ты же тоже не княжна.

      Новость ширится и длится,

      Что ни лечь и ни заснуть,

      Москвичи, чтоб не делиться,

      Область – лишнего куснуть.

      Толстопальцево отдали! —

      Плачут бабы, вот беда,

      Толстый палец для хозяйства

      Пригодился бы всегда.

      Москвичам давно не пёрло,

      И тяжёл московский путь,

      В кольца схваченное горло —

      И ни пукнуть, ни вздохнуть.

      Новость спереди и сзади,

      Новость с ужасом в лице:

      Домодедово в осаде,

      Дерибабово – в кольце.

      – Ничего, ещё пробьёмся! —

      Дед кричал, был общий сход, —

      Всем селом Москве сдаёмся,

      Так решил честной народ.

      Только бабка под Можайском

      Пишет внуку на Урал,

      На меня не обижайся,

      Но Можайск Москвой не стал.

      А сергИево-посадцы

      Посмотрели на пустырь,

      Обошли на всякий случай

      Крёстным ходом монастырь.

      Дорогие демократы!

      Объясните, наконец,

      Мы всегда свободе рады,

      Сколько будет щас колец?

      И ещё, не прибедняйтесь!

      Ради дела и словца

      Поскорее расширяйтесь

      До Парижского кольца.

      Кто границей недовольный,

      Пусть сидит с плевком во рту,

      Карандаш рукою вольной

      Проложил уже черту.

      Покажите нам границу,

      Мы не скажем никому,

      Кто уже попал в столицу,

      Быстро учится уму.