Пролог

      Я до сих пор с такой отчетливостью, что у меня встают дыбом волосы на загривке, помню, с чего началось это дерьмо. По крайней мере в моей жизни.

      Мне было десять лет, когда мои родители – «Джеймсы из дома 1100 по Джойс-авеню» – устроили в нашем доме ужин для сбора средств. В разгар трапезы с блюдами по цене в тысячу долларов за каждое мой отец решил произнести совершенно ненужную речь.

      Он стоял – шесть футов четыре дюйма, горящие энтузиазмом голубые глаза, искренне заинтересованный – и говорил о том, что ему хочется вложить деньги в более здоровое меню для детей в школах. Он был бы рад инвестировать и в другие идеалы дисциплины, так как он знал одного мальчика (им был я), которому никак не удавалось не попадать в неприятности. Отец считал, что этим спасает мою жизнь.

      И все же ни один из этих идеалов не заслужил названия дерьма, но его следующие слова заслужили. Произнося тост в честь всех присутствовавших спонсоров, отец поднял бокал и сказал:

      – Всех собравшихся здесь сегодня вечером я считаю моими друзьями. Если ты не друг, то только потому, что ты член семьи, а семья – это навсегда. Я говорю это именно сейчас только потому, что мой покойный отец преподал мне важный урок, который я не забывал все эти годы. Некоторые люди приходят в твою жизнь по поводу, некоторые ненадолго, а некоторые на всю жизнь.

      В эту минуту раздались громкие аплодисменты, по комнате прокатились приветственные возгласы и прочувствованные восклицания «Как это верно… Как это верно…». И тут пожилой мужчина наклонился ко мне и сказал:

      – Твой отец прав, ты понимаешь? Запомни все, что он только что сказал.

      – Что он только что сказал?

      – Он сказал, что некоторые люди приходят в твою жизнь по поводу, некоторые ненадолго, а некоторые на всю жизнь. – Мужчина улыбнулся. – Тебе следует не забывать об этом как можно дольше. – Он подмигнул мне и отошел.

      Я тогда этого не знал, но мой отец и его неравнодушный слушатель практически предсказали мое будущее…

      Спустя несколько лет после этой речи отец, должно быть, решил, что повода оставаться в моей жизни и в жизни моей матери больше нет, потому что он бросил нас обоих. Спустя еще несколько лет моя мать решила, что ее материнство – это ненадолго и она устала быть мамой, а свое истинное призвание она найдет в барах для курящих и казино. Что же касается «на всю жизнь», то я могу вспомнить только одного человека, который к этому приблизился…

      Четвертый класс

      Я улыбнулся и протянул письмо маме, надеясь, что на этот раз произойдет чудо – она не заставит меня опять его переписывать.

      Аризона достала меня тем, что я постоянно попадал из-за нее в неприятности, а она над этим смеялась. Она считала себя очень умной, потому что знала ответы на все вопросы, которые задавали на уроках, но я их тоже знал (мне было известно, где наша учительница держит ключ к ответам, и я всегда воровал его во время перерыва на ланч).

      Мои родители лично знали родителей Аризоны, потому что им всегда приходилось ходить в школу и объясняться из-за того, что я «дразню ее» и «заставляю ее плакать». Никто не верил мне, когда я говорил, что она первая начала.

      Она всегда первая начинала…

      – Картер… – мама сделала глубокий вдох и покачала головой. – Это ужасное письмо. Оно хуже трех предыдущих.

      – Почему? На этот раз я никак не обзывал Аризону. Я только написал, что хочу, чтобы она умерла.

      – Тебе не кажется, что ты задеваешь ее чувства, когда называешь ее уродиной?

      – Но она же уродина!

      – Она не уродина. – С этими словами в комнату вошел отец. – Да, уродливы брекеты у нее во рту, но в целом? Она хорошенькая.

      – Серьезно? – мама свирепо посмотрела на него, и папа рассмеялся.

      – Прости. – Он подошел ко мне и похлопал по спине. – Некрасиво называть кого-либо уродиной, сын. Не имеет значения, как сильно ты ее ненавидишь. Тебе пора перестать позволять этой Аризоне тебя провоцировать. За этот год ты уже пятый раз попадаешь в неприятности.

      – Восемь раз, – поправила его мать. – На прошлой неделе он столкнул ее с качелей, когда