Зеленые погоны Афганистана. Андрей Мусалов
Читать онлайн книгу.
только дикая тряска – такая, что показаний приборов не было видно! Все сливалось перед глазами. Тряска была раз в десять сильнее, чем при штатной посадке.
Упали на афганском берегу, где-то на стыке Пянджского и Московского отрядов. Пострадали экипаж, подполковник-разведчик, лейтенант-разведчик и еще два солдата. У всех троих членов экипажа был компрессионный перелом позвоночника. Кроме того штурман получил перелом ноги, ему же осколком блистера разрезало шею, примерно на пять сантиметров (штурман позже выздоровел, но ему пришлось долгое время питаться через трубочку). Почти сразу после падения нашей машины, рядом сели четыре вертолета, экипажи которых оказали нам помощь. Тех, кто пострадал тяжело, загрузили в один вертолет и отправили на наш берег, а тех, кто легко, или вообще не пострадал – в остальные машины, и на десантирование.
Позже я узнал, что это был второй случай в Союзе, когда отрыв у вертолета хвостового винта был квалифицирован не как «катастрофа», а всего лишь, как «авария», то есть – без человеческих жертв. Кстати, после нашего случая была переписана инструкция для экипажей вертолетов Ми-8. Если прежде при отрыве хвостового винта экипаж был обязан покинуть машину, то после нашего случая был разработан ряд рекомендаций – что делать для минимизации последствий. Наши действия были подробно разобраны и признаны верными, а я еще раз убедился, что подобные инструкции действительно пишутся кровью, в самом прямом смысле.
Мы, с Помыткиным и Сухановым, загремели в госпиталь. Лежали два месяца. Нас хотели списать, но мы уговорили врачей оставить нас на службе и позволить летать. Затем экипажу дали месяц отпуска по ранению – наши травмы по приказу были квалифицированы как тяжелые ранения. В госпитале нас навестил тогдашний командующий авиацией пограничных войск Николай Алексеевич Рохлов. Спросил – какие пожелания. Мы сказали:
– Желание одно – поскорее подняться в воздух. Вот только из-за трещин в позвоночниках, врачи нас наверняка комиссуют.
Николай Алексеевич тогда ответил:
– С врачами я вам не помогу. Но если сумеете с ними сами разобраться, возвращение на летную работу гарантирую.
Врачей мы сумели обмануть, скрыли свои реальные травмы. Хотя, подзреваю, они прекрасно все понимали. А еще через месяц всем экипажем вышли на службу. Так до конца службы и летали этими с травмами. Причем Помыткин продержался в небе дольше всех, уволился в середине девяностых. Сейчас живет под Одессой.
По возвращении в полк к полетам нас допустили не сразу. Снова подняться в небо удалось только осенью. Сначала было страшно, особенно когда вертолет начинал вибрировать на посадочном режиме. Страх держался почти полгода. Каждый раз приходилось переламывать себя, заставлять себя не бояться. Через полгода страх ушел, и я стал летать нормально.
Между тем, работы день ото дня прибавлялось. Душманы постоянно активизировались, боевые операции шли одна за другой. Как на любой войне случались потери. В